— Племянник он мне…
— Слышь-ка, Лебедев! — встрепенулся в это же мгновение и Смурыгин, положил на плечо лейтенанта руку запанибратски. — Ну, чего ты из кожи-то лезешь? Тебе что, ручательства нашего мало? Расписку написать, что он хороший? Уймись. Не из тех он, не из твоих подопечных. Художник он! Смекаешь, ху-дож-ник?! Талант, Божий человек. Да и наблюдал я за ним целый месяц. Как под микроскопом! Достаточно заверения? Как член партии с военных лет — заявляю тебе: малый он безвредный. А ежели по части трудоустройства сомнения берут: успокойся. Парень лежнем не лежит. Старухе, пенсионерке, которая в колхозе полета лет хребтину гнула, пособляет. Это что — не работа? Урожай с огорода собрал, дров на зиму навозил. И не на тракторе — на своем горбу, заметь! Это что — баловство? Нет, парень, это порядок! В деревне житель способный прибавился. Радоваться нужно, а не того… подозревать. На кардон его в лесники устроим. Ежели пожелает на природе подольше пожить. Пусть рисует.
— Да что я… против, что ли? Пусть хоть стихи пишет. — Лейтенант покраснел, глаза чуть ли не в самую тарелку опустил. — Не в этом дело. А дело в том, что Парамонова, да-да! — выкрикнул участковый, сорвавшись с тона, — Василия Эдуардовича Парамонова нашли в озере убитым. То есть — в кожаном пальто и без признаков жизни!
Воцарилась не тишина, а нечто более оглушающее, скажем — пустота, вакуум, этакая черная дыра в атмосфере полковничьего хозяйства образовалась.
— Этто как же понимать? — уронил в недоумении нижнюю челюсть полковник Смурыгин.
— А так и понимать, — заискрил проснувшимися глазками Парамоша, — так и понимать, что нашлись наконец-то мои документы! Которые у меня этот, в кожаном, отобрал! У пьяного. Баба Липа, подтверди! В озере я тогда валялся, без документов. Правда, одно просроченное удостовереньице, более чем девятилетней давности, сохранилось. Вот! — Парамоша суетливо выдернул из кармашка куртенки замусоленные корочки студенческого удостоверения. Размытая надпись просматривалась там и уцелела, скорей всего, благодаря своей застарелой «въедливости» в бумагу. — Вот, взгляните. Правда, я тут моложе. Еще студентом Театрального! — протянул Парамоша Лебедеву документ.
— Театра-ального? — с ужасом переспросил Смурыгин. — Так вы еще и артист, извиняюсь за выражение?
— Никак нет, товарищ полковник! — с воодушевлением подхватил Парамоша смурыгинскую игру в ироничность. — Художник я. Театральный художник. Декоратор.
— Яс-сненько, — оглядел честную компанию полковник и как-то судорожно, будто руки у него зачесались, потянулся к чайнику с прозрачной «заваркой».
— А мне кое-что не ясненько, — продолжал воодушевляться Парамоша, — фотокарточка на моем паспорте цела или отклеилась?
— Цела.
— А нельзя ли того… предъявить мне ее для опознания?
— Нельзя. Труп и все, что при нем, давно уже в райцентре. Но теперь я припоминаю: фотокарточка на паспорте изображала не потерпевшего.
— Меня изображала. Потому что я — Парамонов.
— Знаете что! — теперь уже воодушевился лейтенант. — Придется вам в письменном виде для начала…
— Обещаю, — Парамоша серьезно посмотрел на всех поочередно, как десятиклассник на родителей перед первой разлукой. — Сразу же после торжества и сочиню. Бумажка найдется, товарищ полковник? Подписку о невыезде тоже накатаю! Добровольно. Годится?
— Вот и договорились. — Внешне лейтенант успокоился, ухватил вилкой шпротину за хвост и так, во «взвешенном» состоянии, начал опускать ее себе в рот. — А фамилия у потерпевшего — Цвёл. Не нашего бога, видать, гражданин. Орест Рафаилович Цвёл. Так и записано в его паспорте старого образца. И фотокарточка на документе с личностью потерпевшего сходится. И смерть наступила не от асфиксии, а от удара в затылочную кость. Твердым предметом. Предположительно — трое или четверо суток тому назад.
— Во! — назидательно качнул Парамоша указательным пальцем в сторону участкового. — А я с ними, с теми… больше месяца тому назад схлестнулся. Стопроцентное алиби, лейтенант! Когда паспорт вернете? Имею шанс — до снега?
— Там разберутся, сколько их у вас, процентов и прочих шансов. Вы со своим паспортом наверняка по следствию проходить будете. Сегодня, ради праздника и вообще по просьбе трудящихся, — улыбнулся Лебедев застолью, и в первую очередь Олимпиаде Ивановне, — сегодня забирать вас с собой не стану. Сообщить, куда надо, сообщу. Какие будут указания от начальства на ваш счет — узнаете позже. Не вздумайте слинять. Отловят в розысках — три «Д» схлопочете. Расшифровать? Дадут, догонят, добавят.