В ночь с 31 октября на 1 ноября 1909 года. Поле фермера Янга, округ Джонсон, штат Айова
“Хлюп, хлюп, хлюп!” – раздалось совсем рядом. Бледная, почти бескровная кожа Джека тут же покрылась мурашками. До этого момента он не чувствовал холода или боли от веревок, которые врезались в запястья, только всепожирающий ужас. Джек знал, что есть кое-что пострашнее болванов из подворотни. Кое-кто. Лунная полоска, наспех пробившая себе дорогу сквозь тучи, вмиг рассеялась в ночной слепоте.
– Ты нужен, Джек…
– Нам нужен…
– Джек… Джек… Время пришло… – казалось, что ветер перешептывается сам с собой, но ветра не было и в помине. Все замерло. Все остановилось. Ни шороха травы, ни карканья воронья, только одно: “Хлюп, хлюп!”
Грязь чавкала под невидимыми ногами. Джек невольно повел носом: запах гниющих овощей и плесени исчез, будто кто-то проворно очистил поле, не оставив даже пылинки.
Они называли себя Древними. Джек слышал их голоса в голове с тех пор, как погиб отец. Древние говорили, что когда-то были богами, но лишились сил, ибо люди утратили веру – перестали бояться. Боги бессмертны, но забвение погрузило их в сон на долгие-долгие годы, пока не явился проводник из пророчества начала времен. Древние не приказывали, не требовали, только ждали. Ждали, как умели одни они. Но если раньше боги были лишь бестелесным шепотом, ведающим о незначительных мелочах, вроде “лето будет жарким” или “Джон съел своего кота”, которые не имели к Джеку никакого отношения, то теперь…
“Хлюп!”
Будто озорной мальчишка прыгнул в лужу прямо перед распятием Джека. Липкие черные капли окропили штаны, выделяясь на фоне засохшей грязи подобно блохам на серой шерсти.
Джеку показалось, что все его органы ухнули вниз живота. Страх парализовал. Горло сковало, как если бы Ренди вздумал придушить Джека своей громадной ладонью. И видит Всемогущий, лучше бы он это сделал!
– Джек, идем с нами… – ухо под маской-тыквой опалил невесомый шепот, будто порыв горячего ветра. – Пора…
– Ты особенный, Джек, – другой шепот в другое ухо. Сколько же невидимых тварей собралось на заброшенной ферме этой ночью?
Джек зажмурился изо всех сил. Под сжатыми веками поплыли цветные линии и точки, все лучше, чем кромешная чернота, захлестнувшая поле.
– Ты нужен…
Джек вдохнул, насколько позволяла окаменевшая грудь, скрестил пальцы и изо всех сил закричал в пустоту:
– Зачем я вам?!
Шепот переместился ближе к тонкой шее и едва коснулся ее:
– Мы поможем тебе. Мы тебя защитим.
– От самих себя? – из глаз Джека брызнули непрошеные слезы, и в ту же секунду мягкое касание стерло их.
– Не троньте меня, прочь! – озлобленный испуганный парнишка принялся извиваться, пытаясь освободиться от веревок, в порыве бежать как можно дальше от этого жуткого места, из этой жуткой ночи. Все мышцы его тела были напряжены. Нос, щеки и лоб при каждом движении касались слизкой тыквенной плоти. Веревки на запястьях и лодыжках впивались в кожу, причиняя боль. Холод кромсал легкие. Джек вдруг почувствовал себя одновременно каменной статуей и мешком, набитым тяжелой сырой соломой. Разум наполнили гнев, обида и страх, толкая друг друга, сплетаясь в паутину сомнений. Возможно, это всего лишь сон. Один из тысячи страшных снов, что преследовали Джека с самого детства.
“Несправедливо, несправедливо! – мысль металась, как птица в силке. – Я не виноват, почему я?.. За что мне?..”
– Идем с нами, Джек…
– Ты станешь сильнее…
– Ты отомстишь…
Голоса звучали снаружи, отвечая агонии внутри.
Все закончилось так же внезапно, как началось. Свет, запахи, звуки, будто невидимые руки чиркнули спичкой, и вспышка огня озарила поле, возвращая миру его привычный облик. Гниль, плесень, трава, вороны.
– Кар!
– Я не… – устало выдохнул Джек, но не услышал теперь уже собственного голоса.
Утро 1 ноября 1909 года. Поле фермера Янга, округ Джонсон, штат Айова
– Эй, пугало!
– Пугало-о-о!
– Мы пришли за тобой!
Хмельные голоса далеко разносились по полю. Ветер подхватывал их, чистый, прозрачный, и единым порывом доставлял с одного конца фермы на другой. Ответом на зов было лишь отдаленное карканье.
– Где ты, чертов Джек?! – Гарри Тесак замер, как молнией пораженный и побледнел, увидев, что крестовина, на которой вчера он собственноручно распял несчастного паренька, опустела. Под распятием, в серо-лиловой луже, все так же валялся мешок, остатки гнилых овощей источали миазмы плесени, побитые колосья гнулись к земле, но Джека нигде не было.
Рядом раздалось мерзкое чавканье – это подоспевший Дино пнул грязевую лужу.