-- Да я запоминаю, господин Фель, только пока не понимаю вашего плана, -- с потерянным видом прохрипел он.
-- Вам и не нужно этого понимать. Вам следует просто исполнять, -- ГОПМ посмотрел на главу городу, как на обычный табурет. -- И вообще нужно радоваться, ведь тут такая возможность появилась, чтобы исправить ошибку.
-- Я приложу все свои силы и исправлю её. А что-нибудь ещё следует сказать лимну, -- оживлённо спросил Бургомистр и будь у него хвост, то он им обязательно завилял бы.
-- Вот это настрой, -- похвалил того ГОПМ. -- Скажи, что в отсутствие семьи, в поместье трусливо проникли воры и не простые воры, а Вороны, которые украли золото, предназначенное простым людям. Пусть уделит особое внимание слову - "простым". -- -- Следующая часть вам обязательно понравится. Вытащите из самых глубин "Колодца" несколько забытых безумцев и выпустите на улицы Оренктона. Разумеется под присмотром. Потом отловите их и назовёте Воронами, а затем прилюдно казните. Как обычных разбойников с большой дороги, -- приказал Фель, желая показать местным жителям как "суеверные сказки" могут кровоточить.
-- Если необходимо всё скрыть, то... как быть с прислугой и констеблями? Они всё видели и могут проболтаться, -- спросил вермунд, поправляя накидку на своём плече.
-- Пусть болтают. Скажите им - всё это был спектакль устроенный Воронами. А прислугу бросьте в "Колодец" и пусть получают свой кусок хлеба по верёвке, но сперва пусть отмоют здесь всё. Затем наймите новую. Кто-то же должен поддерживать чистоту в усадьбе, -- сказал ГОПМ, не отводя взгляда с Бургомистра. -- Что-то вы притихли. Уж не вспоминаете ли своего шестипалого брата? Которого также когда-то бросили в "Колодец", как раз после того как до вас стали доноситься тревожные слухи, что вермунды могут поддержать его, -- сказал Фель улыбаясь ещё шире. -- Тогда удивительная удача оказалась на вашей стороне. Именно вам удалось найти доказательства участия вашего брата в том инциденте. Поразительно. Если бы тогда вы не предоставили бумаги и показания того пьяницы, который пытался пить из перевёрнутого стакана, то сейчас шестипалый был бы Бургомистром Оренктона.
-- Он не был верен Министерству и как изменник понёс наказание, -- гордо произнёс глава города. -- А как быть со старшим наследником? Когда мы его найдём.
-- Правильней сказать - если найдёте. Если чудо вновь произойдёт, то поступайте с ним как пожелаете. Хоть на цепь посадите для развлечения в своих покоях, -- безразлично ответил Фель.
Бургомистр начал исходить слюной, мечтая о подобном исходе, но всё же возразил, прохрипев: -- Наследник может стать важной политической фигурой!
Фель схватил того за лицо и шёпотом сказал: -- Я не какой-то клерк. Меня политика не интересует. Я не занимаюсь ни шантажом, ни подкупом, ни насаживанием людей на крючки идей... как каких-нибудь червей. Я служу Министру-Наместнику Садонику и своё дело знаю. И сейчас займусь тем, что у меня получается лучше всего. Охотой. А ты делай, что тебе велят, -- ГОПМ разжал свою руку.
Старинные часы, сделанные на заказ для далёкой ветви родового древа, звонко пробили полдень и четверо вернулись из тёмного лабиринта в главный зал. Вермунды сразу приступили к выполнению поручений. В подобном деле промедление было недопустимо, ведь слухи разлетаются как ветер, проносящийся в поле. Такой ветер способен разнести множество зёрен в умы людей, и мало кто сможет угадать что из них прорастет. А бургомистр, справившись с дрожью в своём теле, поспешил с лимну "Широкая глотка", который нужным образом расскажет людям о налёте на усадьбу Ванригтен. Сказанное из его уст должно мастерски поставить защитное клеймо в умы жителей Оренктона. Его слова выжгут необходимую правду и удержат её форму. Все дальнейшие попытки поставить под сомнение подобную правду, по крайней мере, без использования хитрости, обречены столкнуться с резкими всплесками отрицания, пускающими по щекам волны ярости.
ГОПМ стоял в главном зале и смотрел, как стрелка старинных часов не могла определиться стоит ли ей делать шаг или же нет; она робко дрожала, сопротивляясь не только своему механизму, но времени вообще. Когда она всё-таки сдвинулась, то господин Фель достал из небольшой поясной сумки маленький флакон. Закинув голову, уронил по капле красноватой жидкости в каждый глаз. Тех, кто набирался смелости спросить у него о содержимом склянки и не мучает ли его какая-то старая травма, находилось меньше одного. Каждый раз, замечая вопрошающие взгляды, с некой ухмылкой, отвечал: "Когда-то давно. Настолько давно, что уже кажется далёким сном, я загляну в обжигающие глаза леса безразличия нашего мира". Все, одобрительно кивая, воспринимали это как шутку - шутку человека, повидавшего на своём пути такое, что и не посмеет присниться даже самым спелым смельчакам.
Инспектор, придерживая свой котелок на голове, суетливо носился по усадьбе вместе с констеблями, которые явно не ожидали, что ночная трапезы кровожадности обернётся, хоть и необычным, но ограблением. Тем временем господин Фель погрузился в омут раздумий, будто ждал чего-то. Стоял на месте и не двигался как безжизненное пугало в поле. Его тонкий слух уловил едва различимые звуки; они отличались от тех, что звучали в главном зале "гнезда" благородной семьи. Эхо, чуть громче биения сердца, с паническим упорством утопающего подавало сигналы, чтобы быть замеченным. Оно, царапая внутричерепную медузу, обратило на себя внимание Представителя Министерства. Когда тот поднялся на второй этаж, по нетронутой событиями лестнице из белого камня, эхо обрело форму множества перешёптывающихся голосов. Хоть слова и становились немного громче по мере приближения к покоям, в которых совсем недавно произошло ужасное, но их содержание оставалось недоступным для понимания. Словно произносились на неизвестном языке.
Проходя мимо спальни старшего наследника - Каделлина Ванригтен, Фель ненадолго остановился; он вспомнил их первую встречу. Тогда Каделлин показался красивым цветком, который поливая себя своими слезами и согревая своей же улыбкой, осмелился вырасти в бесплодной земле. ГОПМ даже жалел его, но не так как один человек может жалеть другого, а скорее поражался злому чувству юмора случайности, которая наделяет кого-то даром и затем выворачивает его горем. После первой их встречи ему казалось, что наследник хотел попросить его о чём-то, но так и не решился озвучить свою просьбу. Только после того как увидел Лицлесса, а вернее его взгляд, сразу понял немую просьбу Каделлина - тот желал сбежать. Фель, стоя у пустой комнаты сказал: