Он кажется напряжённым, как будто ему не хочется здесь быть.
— Эй, — улыбаюсь я и, взглянув на Криса, нечаянно рассекаю себе кончик пальца.
— Чёрт! — бормочу я себе под нос, проклиная свою неуклюжесть.
Да, я порезалась, причём глубоко. Посасывая палец, я встречаюсь взглядом с Дэймоном. Он смотрит на нож, потом на меня, затем качает головой и исчезает в гараже.
— С тобой всё хорошо? — спрашивает Крис.
— Я в порядке, — отмахиваюсь я, разговаривая с полным ртом крови. — Ты что, работаешь сверхурочно?
Черт, порез глубокий. Слишком глубокий, чтобы просто его посасывать и надеяться, что кровь остановится. Гадость. Я хватаю кухонное полотенце и, обмотав им руку, выдвигаю все ящики в поисках аптечки.
— Просто надо кое-что забрать, — говорит Крис.
Я прохожу мимо него и понимающе киваю. Я вспомнила, где у нас лежат бинты. Я тихо иду босиком по коридору в комнату моей матери, палец начинает пульсировать.
— Есть какие-нибудь планы на День Благодарения? — кричу я Крису, копаясь в ящике у маминой кровати.
Мучившая меня с утра головная боль, наконец, утихла, и я чувствую себя немного лучше — значит, немного поговорим. В дверном проеме появляется Крис и останавливается у линии, где полированный деревянный пол утыкается в коричневый ковер.
— Да просто обычные семейные дела, — говорит он, бросив взгляд на маму.
— Ты можешь зайти, — говорю я и, махнув ему рукой, открываю другой ящик. — Она тебя не укусит.
Тут я вспоминаю, как кусала его тогда, и изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Всё становится еще хуже, когда я поднимаю глаза на Криса и вижу, что он тоже прикусывает губу, явно подумав о том же самом. Он суёт руки в карманы джинсов и, похоже, не может дождаться момента, чтобы отсюда свалить. Поэтому, когда он подходит ко мне и предлагает свою помощь, меня охватывает нечто вроде шока. Он видит, как я вожусь с упаковкой лейкопластырей, и протягивает руку.
— Вот здесь. На них на всех теперь эти чертовы защитные пломбы.
Я безмолвно, вручаю ему упаковку, и он с лёгкостью ее открывает.
— Держи, — говорит он, снимает с лейкопластыря плёнку и протягивает его мне.
— Спасибо, — отвечаю я, прижав кровоточащий порез к маленькой белой прокладке внутри пластыря, и Крис оборачивает им мой палец.
Это самое приятное, что кто-либо делал для меня за долгое время.
— Кэсс, можно задать тебе вопрос? — неожиданно говорит Крис.
Я поднимаю на него глаза.
— Конечно.
Он так серьезен, что я начинаю беспокоиться.
— Почему бы тебе не поместить твою маму в лечебницу? Я имею в виду, тогда ты могла бы жить своей жизнью. Подальше отсюда. Подальше от Ган-Крика.
Он оглядывается на нее, будто не хочет, чтобы она это слышала, что само по себе смешно, так как в ее состоянии уже невозможно ничего слышать.
— Извини, — быстро добавляет он. — Просто ужасно о таком спрашивать.
Я качаю головой. Это первый за долгие годы нормальный разговор с человеком, не считая Дэймона? Да. Это он.
— Все в порядке, — отвечаю я. — Ничего ужасного. После аварии мы привезли ее домой из больницы скорее для паллиативного ухода. Врачи говорили, что она быстро умрёт. Я часто думала о лечебнице.
— Так почему бы тебе этого не сделать? — настаивает он.
Посмотрев на мать, я печально улыбаюсь. Когда-то она была такой красивой.
— Потому что там она умрет. Это разобьет ей сердце, и она умрет в одиночестве, а мне придется жить, зная, что я убила свою собственную мать.
Мы возвращаемся на кухню, и Крис неловко топчется рядом. В этом доме неловко всем, кроме его обитателей. Это как, когда переступаешь порог какого-нибудь жилища, и у тебя из легких испаряется весь воздух. Ты бродишь там и одновременно задыхаешься, пока, наконец, не выходишь на улицу. Откашлявшись, ты, наконец, набираешь полную грудь морозного зимнего воздуха и благодаришь Бога за то, что тебе не нужно здесь жить.
Я беру нож и, промыв его под краном, возобновляю резку овощей. Дэймон гремит в гараже. Крис меряет шагами кухню. Я режу. Сквозь мой хлипкий пластырь просачивается кровь. Я наблюдаю за тем, как ходит туда-сюда Крис.
Крис — милый мальчик. Ну, теперь уже мужчина, так ведь? Хороший, обычный парень. Одинокий. Какое-то мгновение я оцениваю его, гадая, сколько времени мне понадобится, чтобы вернуться в кабинет и убить свою мать. Она и так всё равно, что труп, верно? Один взмах ножом, и она сможет, наконец, обрести покой. А потом останется только Дэймон.