Прошел еще час.
Комарек вышел на улицу. Обогнул дом. Остановился у ворот сарая, где они держали лошадь. Орлик лежал на соломе. Рядом сидел мальчонка, положив ему руку на шею. Он так и заснул, сидя здесь.
Комарек подумал: «Этого так оставлять нельзя! И пусть это только один хлеб — оставлять этого так нельзя! Ты обязан его воспитывать. Надо поговорить с ним об этой краже и прежде всего… Но надо так поговорить, чтобы не ранить его душу…»
Тяжело было старому Комареку смотреть на страдающего мальчика. Он ведь так ничего и не сказал.
— Вы опять звезды наблюдали?
Генрих кивнул.
Они устроились на ночь, и Комарек спросил:
— Тебе не по себе, Генрих?
— Нет, ничего.
— Голова у тебя горячая и руки… Тебе не по себе? Скажи.
— Да нет, ничего.
«Вдруг заболеет, — подумал старик. — Только бы не заболел!»
— Вы только Юпитер наблюдали или и другие звезды?
— Юпитер.
— А ты рассказал ребятишкам, какой он большой?
Мальчик молчал.
«И для чего ему хлеб нужен был? Сам-то он его не ел!»— думал старик.
— Завтра я тебе покажу другие звезды, — сказал Комарек. — Ты знаешь, где Алькор находится?
— Нет, про Алькор я ничего не знаю.
— Это звезда малой величины. Но у тебя глаза хорошие, и ты его сразу различишь.
«Если он на самом деле взял буханку, то ведь это еще не кража. Он же взял ее, чтобы свой голод утолить. Но нет! Он ее не для себя взял, стало быть, это кража!»
Старый Комарек совсем не знал, как обращаться с мальчиком, не знал, как его воспитывать. Быть может, он слишком любил говорить с ним о звездах и далеких галактиках? Потому он вдруг и заговорил об Алькоре. Когда-то это была любимая звезда Комарека. Правда, тогда ему было столько лет, сколько мальчонке сейчас. «Может быть, это оттого, что ты уже лет тридцать не видишь этой звезды — такое у тебя стало зрение? Алькор видят ведь только молодые люди. Старики ее не видят».
Вот они и говорили о звездах. Мальчик сказал, что он теперь точно знает, где надо искать Алькор.
— А ты объяснил им, что за Млечным Путем есть еще и другие галактики?
— Объяснил.
— Им понравилось наблюдать за звездами?
— Понравилось.
— Понимаешь, интересно ведь не просто смотреть на звезды, интересно знать, какие они, из чего состоят, велики ли или малы. А галактики!
— И про галактики мы говорили.
Позднее Комарек сказал:
— Когда ты им рассказываешь про звезды, как ты им говоришь: вон те пять звезд — это созвездие Кассиопеи? Или как ты говоришь?
— Я всегда с Полярной звезды начинаю, дедушка Комарек. Вон там Большая Медведица, а если провести прямую линию, то вон там будет Полярная звезда. Она на кончике ковша Малой Медведицы. Так я объясняю. А вон то «W» — это Кассиопея.
— Очень ты наглядно объясняешь, — сказал Комарек, хорошо представляя себе, как мальчонка рассказывает детям о звездах. — А всем интересно и они просят рассказать еще?
— Они все хотят знать еще и еще. Но я им говорю: теперь давайте играть. Потом я вам расскажу, что там, за Млечным Путем. А теперь — играть!
— Если они хотят знать больше, ты им рассказывай.
— Они скоро забывают. Им надо побегать, поиграть.
Оба помолчали.
— Ты, стало быть, у них вроде бы главный?
Генрих не ответил, и Комарек счел это за подтверждение своих мыслей.
— Но ты чувствуешь, что они хорошо к тебе относятся?
— Хорошо относятся.
— Не надо только хвастать. Не надо поучать их, понимаешь?
— Я совсем не хвастаю. Я и не знаю, почему так, но все равно все дети… — Он внезапно замолчал и вдруг выпалил: — Дедушка Комарек, я хлеб украл.
Генрих слышал, как Комарек дышит, слышал, как за домами квакают лягушки.
— Я хлеб украл, дедушка Комарек.
Старый Комарек достал платок, высморкался.
— Нам с тобой пора спать, Генрих.
— Это я кучерской хлеб украл, дедушка Комарек.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Порой старый Комарек задумывался: «И зачем ты только взялся за это дело? Спору нет, ты не хотел за него браться. Да и нет в тебе никакого тщеславия, чтобы за него браться! Но ты ведь не думал о горе людском, когда брался за него. Так зачем же…» Однако в глубине души старик понимал: он поступил так потому, что мальчонка этого страстно желал. Может, он и неловок для такой должности.
В самом начале он ходил из дома в дом, садился у хозяев на кухне и говорил: «Сами понимаете — людям в городе тоже есть надо». Но эти слова уже стерлись, да и знал Комарек: стоило ему выйти за порог, как хозяева за его спиной смеялись над ним.