Как-то раз Генрих там столкнулся с одним из деревенских хозяев. Оба смутились — и тот и другой пришли сюда из-за лошади!
— Вы что ж, теперь на озере устроились?
— На озере, господин Бернико.
Говорили они мало, и, когда из-за холма показывались пахари, все их внимание устремлялось к лошадям.
Орлик был самой маленькой лошадью, рядом с ним шла голубая кобыла, отсюда было видно, что она хромает.
— А говорили, будто дом рыбака развалился.
— Да нет, только крыша, — ответил Генрих. — Ни окон, ни дверей. И пол выломали.
Снова они не отрываясь смотрели на лошадей.
— Как ты кличешь своего буланого?
— Орлик.
— Сильная лошадь, хотя и небольшая.
— Да, сильная.
Поговорили они и о голубой кобыле. Генрих сказал:
— Горяча она, господин Бернико, горяча! — Ему хотелось спросить, как зовут голубую, но он удержался. — Ногу, должно быть, заступила, — проговорил он.
Бернико кивнул:
— Может быть. — Но он знал, что кобыла надорвалась. Молода она для пахоты. Знал он также, что для работы она теперь не годна.
Они подождали, когда пахари, кончив свой клин, скрылись из виду, и тоже направились прямо по жнивью в деревню.
— Это мы с тобой тут, значит, подсматривали, а? — произнес Бернико. — Один господь ведает, когда… — Он так и замолчал на полуслове.
Немного спустя он сказал:
— У меня каморка стоит свободная. Все собирался в порядок ее привести. Хотите, селитесь в ней.
Но Генрих поспешил сообщить, что у них уже вставлены две двери, да и крышу они тоже починили, да и вообще много там чего для себя устроили.
Когда они подходили к деревне, они уже ни о чем не говорили. Приятно пахло дымком — горели кучи картофельной ботвы.
— До свиданья, господин Бернико.
— До свиданья.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Это правда, Эдельгард, что твой отец дома строить умеет?
— Правда, умеет, — ответила девочка.
— Он каменщик или плотник?
— Каменщик он.
— Значит, правда, что он вам дом построит?
— Когда получим землю, папа нам дом построит.
— А что говорят: когда землю делить будут?
— Говорят, этой осенью.
Они вышли на деревенскую улицу.
— Как у вас теперь? Ну, после того, как отец вернулся?
Не забывал Генрих и про фрау Кирш.
Фрау Кирш жила в школьной прачечной. Когда Генрих вошел, она вешала занавесочку на железное окошко.
— Вот вам привет от дедушки Комарека! — Нагнувшись, Генрих достал желто-зеленую щуку из мешка и положил на скамеечку.
Фрау Кирш спустилась со стула, чуть улыбнувшись, поблагодарила.
Генрих знал, что многие в деревне говорили плохое про фрау Кирш из-за того, что она ждала ребенка. Но он думал совсем иначе. Нет, нельзя себе даже представить, как это вдруг родится человек, которого раньше никогда на свете не было!
Последнее время Генрих часто заходил к фрау Кирш.
— Мы теперь ряпушку ловим. Сеть такую поставили.
И вдруг выпал первый снег.
Прошло несколько дней, и Готлиб привел Орлика. А у них все уже было приготовлено. Они завели лошадь в сарай. Орлик сразу принялся жевать сено, будто никогда отсюда и не уходил. Генрих расчесал ему гриву и все гладил и скреб ее. А после полудня достал из чемодана Леонидову фуражку, оседлал Орлика и поскакал к Пельцкуленским лугам. Там перебрался через речушку Губер и, немного отъехав, соскочил на землю. Похлопав Орлика по шее, он поговорил с ним по-русски. Потом снова вскочил в седло и дал лошади волю. По правде-то говоря, ему ужасно хотелось проехаться верхом по деревне…
Там он и встретил девочку с большими глазами.
— Я все хотел тебя спросить, Сабина: говорят, будто в Шабернаке скоро школу откроют?
Орлик фыркал. Вся морда заиндевела. Девочка подтвердила, что скоро они все в шабернакскую школу пойдут.
Как давно он ее не видел! Волосы у нее уже немного отросли. Она то и дело сдувала со лба веселые локончики. Хотя вид у Сабины был гордый, она не могла отвести глаз от фуражки Генриха и от Орлика, нетерпеливо фыркавшего и бившего копытом.
— Я, может, и не пойду в Шабернак в школу.
— Говорят, что ты рыбу возишь в Берлин, продаешь на черном рынке. Спекулируешь.
— Кто это говорит?
— Все говорят.
— А ты у Отвина спрашивала?
— Портняжка говорит, что ты каждую неделю ездишь.
— Знаешь, Сабина, это потому, что сети надо покупать. Когда накупим сетей, сколько нам надо, мы всё по-другому будем делать, вот увидишь.
Генриху было обидно, что девочка его спекулянтом обозвала.