Возразить ей мне было нечего. Перл была абсолютно права. Действительно, причины ее желаний не имели никакого значения. И мне были нужны ее пуговицы.
– Я согласен.
Чем больше пуговиц мне удастся вытянуть из нее, тем лучше.
Возможно, она вообще останется моей навеки.
У дверей Ларс с поклоном спросил меня:
– Что вам приготовить на обед?
– Ничего, – ответил я. – Сегодня я не обедаю дома.
– Неужели?
Вся челядь знала меня, как образцового домоседа, который больше всего ценит одиночество. Я почти всегда обедал дома. Так что удивление Ларса было вполне закономерным.
– Да, Ларс. Сегодня мы с Пуговицей решили прогуляться.
– О, это весьма хорошо! – коротко кивнул мой мажордом.
И он поспешил на кухню, вероятно, для того, чтобы сообщить прислуге о свободном вечере.
Я же поднялся на второй этаж и постучал в дверь ее комнаты.
– Войдите.
В принципе, я мог бы и не стучаться. Я мог бы просто распахнуть дверь – эта женщина была моей собственностью, и можно было не церемониться. Но тогда я рисковал нарваться на весьма холодный прием. Так что я стукнул костяшками пальцев по дверному полотну и вошел.
Перл стояла у окна и смотрела в поля.
Я знал, что ей нравится вид, поэтому окно почти не закрывалось. Я сознательно пренебрегал правилами безопасности и не требовал держать ставни закрытыми – Перл просто послала бы меня к черту.
– Не желаешь ли пообедать со мной сегодня?
Она обернулась с нескрываемым интересом:
– Разумеется.
Надо было выразиться лучше. Например: «Нет ли желания отобедать со мною на лоне тосканской природы? А после мы могли бы отправиться на винную дегустацию…»
В глазах Перл вспыхнул неподдельный интерес. Она отлепилась от окна и внимательно посмотрела мне в глаза. До сих пор я еще не видел у нее такого энтузиазма. Никогда еще она не одаривала меня таким лучистым взглядом. Все, что мне доставалось, – либо презрение, либо похотливый блеск ее зрачков. Один только раз она смотрела на меня по-человечески – когда я рассказывал ей о своей трагедии.
Но мне нужно было сдерживать свои эмоции.
– Да, это было бы великолепно, – промолвила она, ломая руки. – Но когда?
– Сразу же, как будешь готова к выходу.
– Через двадцать минут.
Я протянул ей руку, сложив ладонь лодочкой.
Ее взгляд мгновенно потух. Перл вынула из чаши пять пуговиц и ссыпала их мне в руку, после чего выжидающе посмотрела на меня – мол, выметайся из комнаты, да побыстрей.
Я сунул свою добычу в карман и с испорченным настроением поплелся вон из комнаты.
Спустя полчаса она показалась в холле. На ней было простое черное обтягивающее платье, которое прекрасно подчеркивало линию ее бедер и давало взору возможность насладиться ложбинкой между ее грудями. На шее поблескивало золотое колье, которое подыскал для нее Ларс.
Я не сводил с нее глаз и заметил, как один локон ее протянулся через плечо и лег ей на грудь. Макияж был несколько ярче, чем обычно. В темных глазах читался призыв.
Да, выглядела она сверхсексуально…
Направляясь в мою сторону, она следила за моей реакцией, впрочем, как и всегда. Ее явно раздражало, что я видел ее всю насквозь, а она меня – нет.
Но какой смысл беситься из-за этого. Я – иногда – отвечал на ее вопросы, даже если она их и не задавала.
– Пуговица, ты прелесть.
Я обвил рукой ее стан и притянул к себе. Мне нравилось ощущать прикосновение ее прекрасных сисек к моей груди. И сегодня, как только мы вернемся домой, я от души буду трахать ее и вдоволь помну это великолепие.
– Благодарю. Ты тоже выглядишь что надо.
Перл положила руку мне на грудь и провела по сорочке, добравшись до расстегнутого ворота. Ее пальцы скользнули под ткань…
«Может, мне вые*ать ее прямо в машине?» – мелькнуло у меня в голове.
– Идем.
Чем быстрее мы закончим наш выход, тем скорее окажемся дома. И тогда я снова раздвину ей ноги и буду скользить в ее влажном лоне…
«Ауди» летела по дороге через холмы. Мы приближались к городу. Но мне больше нравились открытые пустынные пространства. Мне нравился запах оливковых деревьев. Тоскана прекрасна и летом, и зимой. Где я только ни бывал, но не видел ничего более великолепного, чем моя родина.
Перл не отрывала взгляд от окна, наслаждаясь призрачным вкусом свободы. После похищения она провела много времени в четырех стенах, и теперь любая мелочь означала для нее жизнь.