Невообразимое бесформенное вонючее нечто, обрывки серой ткани, бывшие когда-то одеждой, куски синюшной кожи, проглядывающие кости конечностей, бесцветная мочалка остатков волос, на месте лица – расплывчатое бугристое желеобразное пятно.
– Мамочки, – прогнусавила Лиза, зажав двумя пальцами нос.
– Крантец, – с чувством подтвердила я.
Из-под тела выглядывал кусок заплесневелой клеенки со стершимися контурами рисунка и сгнившими веревками по бокам.
– А ну кыш отсюда, – прикрикнул на нас кто-то сзади, и мы не без облегчения вернулись на пешеходную дорожку, между палисадником и школьным забором, где нас уже поджидали Фил с Бэзилом.
Остановились и несколько секунд с раскрытыми ртами жадно дышали.
– Ща блеванут, – заржал Фил.
– Не дождешься, – процедила сквозь зубы Лиза.
– Фигово выглядит. – Фил держал сигарету в кулаке, чтобы не намокла, и затягивался.
– Ясно, что фигово. – Бэзил курил, спрятавшись под капюшоном и выпуская дым себе под ноги.
– Она же типа мертвая.
– Представляете, может, мы учились, а ее тут убивали? – Лиза очень впечатлилась увиденным.
– Ткаченко, ты че? – Фил приложил ей ладонь ко лбу, якобы проверяя температуру. – Убивают вообще-то ночью.
Фил был высоким, красивым, с вьющимися каштановыми волосами, которые он тщательно укладывал, ямочкой на широком подбородке и смеющимися глазами, однако умом не отличался и соображал намного медленнее, чем разговаривал.
– Убивают всегда, – сказала я. – Вот мы тут стоим разговариваем, а прямо сейчас кого-то где-то убивают.
– Хватит пугать! – Лиза проворно расстегнула Филу куртку и нырнула под нее с головой.
На самом деле Фил с Лизой встречались только потому, что были нашими с Бэзилом друзьями и так было удобно всем.
Бэзил осмотрелся. Его пронзительный цепкий взгляд – единственное, что можно было различить под синим капюшоном.
– В темноте тут раздолье для маньяков, даже фонарей нет.
– Может, ее вообще не здесь убили. – По лодыжкам и загривку пробежали мурашки.
– Из того дома притащили, наверное. – Фил кивнул на белую высотку.
– Или из соседнего, – добавила Лиза.
– Кто-нибудь разглядел клеенку, на которой она лежала? – спросила я.
– Я не видел. – Бэзил докурил.
В школе прозвенел звонок, и здание тут же наполнилось монотонным гулом. Полицейские едва успевали тормозить вываливших на улицу ребят возле заградительных лент. В нашем корпусе учились только старшие классы, так что давалось им это непросто. Прибежали охранник Марат и завуч Ольга Олеговна.
Какое-то время мы молча наблюдали за суматохой.
– Что там, ребятки, приключилось? – к нам подошла повариха. – Убили, что ль, кого?
Среди мрачной серости ее не особо чистый халат, казалось, сиял белизной.
– Убили, – отозвался Бэзил.
– Батюшки, – ахнула она, с чувством всплеснув руками, – а кого?
– Женщину, – сказала Лиза, – вроде.
– Точно женщину, – подтвердил Фил.
Маленькие бесцветные глаза поварихи загорелись азартным любопытством.
– Изнасиловали?
– Мы свечку не держали, – буркнул Бэзил.
– Ее давно убили, – пояснила Лиза, – и спрятали в колодце.
– Может, забьем на физику? – предложил Фил, когда повариха свалила. – Подыхаю жрать хочу. Кто со мной в ТЦ?
С тем, что теперь странно идти на уроки, согласились все.
– Принесешь мои вещи, – попросила Лиза, – я вас на крыльце подожду.
Пока я переодевалась, только и думала, что о трупе. Неприятное зрелище, омерзительное. От одной мысли, что человек превращается в вонючую, тошнотворную гниль, делалось жутко.
Забрав Лизину сумку, я спустилась вниз и возле столовой рядом с умывальниками заметила Томаша. Облокотившись обеими руками о раковину, он стоял спиной ко мне. Я остановилась.
Слава Томаш пришел к нам в десятый, и все девчонки тут же в него влюбились: новый, красивый, таинственный парень, как в фильмах показывают.
Спокойный, умный, аккуратный, с лицом, которое смело можно было выкладывать в раздел «эстетика парней», и фигурой даже лучше, чем у Фила, а тот у нас считался чуть ли не Аполлоном.
Мне Томаш тоже понравился, но обычно парни сами влюблялись в меня, а у меня при всем желании влюбиться по-настоящему не получалось, так что я не придала этому значения до тех пор, пока неожиданно Томаш не подкатил ко мне сам.
Действовал он осторожно и ненавязчиво: сначала мы переписывались, а потом он недели две провожал меня до дома, развлекая историями о прежней школе где-то в Подмосковье, рассказами об искусстве, в котором он, видимо, неплохо разбирался, о детских путешествиях с мамой-художницей.