— Какая красивая у тебя фигура! — воскликнул он.
Под его взглядами Надя расцветала. Никогда раньше на неё не смотрели с таким неприкрытым восхищением. Это пугало и пробуждало фантазию. Если им позволено быть не только братом и сестрой, но даже супругами, если они оба хотят серьёзных отношений, то почему бы не попробовать?
— Коктейль будешь? — спросил Рафаэль.
— Молочный? Буду!
— Не молочный, — рассмеялся он, — но тоже сладкий! Попрошу Нину сделать пина коладу со сливками. Тебе понравится.
Ей понравилось. Ничего вкуснее в своей жизни она не пила! Через пять минут в голове зашумело.
— Тут что-то алкогольное? — смеясь, спросила она. — Я чувствую себя такой безрассудной из-за этой пина… шоколады!
— Нет, конечно! Ты ещё маленькая для серьёзных напитков.
— Я уже взрослая! — возразила Надя. — Мне восемнадцать лет!
Покачиваясь, она встала с шезлонга и направилась к Рафаэлю. Полотенце упало с талии, но Надя не обратила внимания: перешагнула и пошла дальше. Сейчас ей было жарко и без полотенца. Она наклонилась к Рафаэлю и упёрлась ладонями в подлокотники.
— А ты? — спросила она кокетливо. — Ты хочешь, чтобы я стала твоей?
Она чувствовала себя опытной и неотразимой соблазнительницей. Все опасения улетучились, тревожные мысли о Любаше испарились.
— Надя, с тобой всё в порядке? — раздался сзади обеспокоенный голос.
Рафаэль подпрыгнул и сел на шезлонге. Надя обернулась, едва не упав. Дядя Глеб подхватил её за талию и помог восстановить равновесие:
— Ты что-то пила?
— Вкусный коктейль со сливками. Хотите попробовать?
Он перевёл недовольный взгляд на сына:
— Ты уже дома?
— Учёба закончилась раньше. А ты почему так рано?
— Заседание суда перенесли на завтра.
Отец и сын смотрели друг на друга так, словно ни на секунду не поверили в сказанные слова. Надя прыснула. Рафаэль солгал отцу: он не ездил на учёбу, он отсыпался после вчерашней вечеринки. Но и дядя Глеб мог соврать. Вдруг он вернулся не потому, что заседание перенесли, а потому, что хотел проверить, чем занимаются дети в его отсутствие?
— Я сказал что-то смешное? — спросил дядя.
Надя смутилась, ощутив острый укол стыда и чувства вины. Игриво-смешливое настроение слетело в один момент.
— Простите, я не хотела…
Не дослушав, он ушёл в дом.
Ужин проходил в молчании. Надя жевала розовую недожаренную говядину и размышляла, что произошло. Она ответила на флирт брата, а дядя их застал — и ему это не понравилось. Но почему? Он не хотел, чтобы сын сближался с двоюродной сестрой? Или дело в том, что она не подходила Рафаэлю? Или в чём-то другом? И почему она сама близко к сердцу приняла неудовольствие дяди? Разве она совершила что-то постыдное или запретное? Или дядя считал, что она на это способна, и пытался её предостеречь?
— Я бы хотел познакомить Надю с друзьями, — сказал Рафаэль. — Вы не против, если мы вечером уедем?
— Нет, конечно, — сказала тётя Поля. — Съездите в Москву, развейтесь, погуляйте. Погода замечательная.
— А тебе завтра на учёбу не надо? — спросил дядя, не поднимая глаз от тарелки. Нож ездил по фарфору с противным скрежещущим звуком.
Лицо Рафаэля на мгновение перекосилось, но он быстро взял себя в руки:
— Я просто пытаюсь сделать Надино пребывание в Москве более приятным. Мы пригласили человека в гости, а она сидит в домике для прислуги и ничего не видит.
— Я думаю, на сегодня ей хватит приятных впечатлений.
Это прозвучало категорично и по-тирански. Ещё утром дядя был добрым и понимающим человеком, а к вечеру превратился в Карабаса-Барабаса. Рафаэль так сильно сжал челюсти, что Надя испугалась за его зубы.
— А, может быть, ты её спросишь? Или она тоже не имеет права голоса?
«Тоже» — это он явно на себя намекал.
— Имеет, конечно, — ответил дядя Глеб. — Надя, что бы ты хотела посмотреть в Москве?
— Ну… — растерялась она, — Мавзолей? Зоопарк?
— Прекрасный выбор. А в музей декоративно-прикладного искусства не хочешь? Там наверняка полно пуговиц и пряжек.
— Очень хочу!
— А в музей моды?
— Конечно! — обрадовалась Надя против воли.
Подспудно она ощущала потребность занять сторону Рафаэля и объединиться против семейного тирана, но не могла вызвать в душе неприязни к дяде. Он оставался для неё загадкой. Никак не получалось определиться с чувствами: они колебались от детского восторга до гнетущей настороженности.