Они хорошо ладили. Даже когда я рассказала матери, что Новак послал меня на аборт, она всеми силами пыталась сохранить наш брак и хотела лично говорить с Леоном. Искала ему оправдания, хоть и не поддерживала его идею. А когда мы развелись, она была той единственной, благодаря кому я не сошла с ума.
– Когда? – разносится хрипло. Ему тяжело. Иногда мне казалось, что она воспринимала его как сына, а не как моего мужа. И относилась к нему соответствующе. Леон рос без матери, с жестоким отцом, поэтому любви ему не хватало.
– Два года назад. От рака.
Я хотела написать ему ещё тогда. Мне было плохо – и я была готова позвонить ему, попросить приехать, а потом несколько дней, не отходя ни на шаг, плакать в его футболку.
Но сдержалась. Из-за Поли. Из-за обиды на него.
– Мне жаль, – искренне произносит. – Сочувствую.
Коротко киваю. Беру бинты, начинаю перевязку. Лишь бы отвлечься и нос не горел от подступивших слёз.
– Как Лев? – спрашиваю непроизвольно, переводя тему на его брата. Противоречу сама себе. Но лучше узнать, как поживают его родственники, чем разрыдаться здесь, на полу в его доме. Затем почувствовать сильные руки на плечах, вновь вдохнуть аромат его тела.
– Он… тоже умер.
Останавливаюсь с бинтом в руках, так и не сделав перевязку.
– Когда? – сглатываю.
Не представляю, как ему сейчас тяжело. Их в семье было трое – Леон, Лев и их отец. С последним у меня не заладилось, поскольку он был сам себе на уме. С их матерью знакома не была – она умерла, когда они были детьми.
Братьями Лев и Леон были не только по крови, но и по отношению, царившему между ними. Они всегда были вместе, помогали друг другу, стояли горой. А теперь… Новак потерял родного человека. Жёстко.
– Полтора месяца назад. Недавно было сорок дней.
Я не спрашиваю, как это произошло. Не терзаю душу.
– Поэтому уходишь из бокса?
– А ты откуда знаешь? – спрашивает с энтузиазмом, не так тоскливо, как до этого.
– Про тебя девчонки в клинике все уши прожужжали, – говорю ему то, что первым приходит в голову. Не могу же я признаться, что он приходил домой именно ко мне и… к дочери, из-за которой чуть не погиб его пёс.
На секунду становится жалко бывшего.
Он потерял мать в детстве, меня четыре года назад, брата совсем недавно… А тут и Джек кидается под машину.
– Отчасти. Есть причины, – отвечает без деталей.
Больше мы не говорим о личном. Я заканчиваю перевязку, встаю с пола и даю рекомендации по уходу за животным. Попутно собираю весь свой инвентарь, а затем еле плетусь к выходу. Слишком много новостей и эмоций пережила за этот вечер.
Ставлю сумку на тумбочку, нахожу ложку для обуви, без которой Леон жить не может, и обуваюсь.
– Если приду завтра в это же время – будет удобно? – спрашиваю уже без какого-либо волнения. Я ожидала, что будет хуже. Что мы начнём общаться слишком близко или он вообще будет приставать, но этого не случилось.
– Да.
Киваю, встаю на носочки и тянусь за своей джинсовкой. Кажется, я положила её в прошлый раз на тумбу, потому что повесить её так высоко – у меня точно не хватило бы роста.
Леон, видя мою попытку, подаётся вперёд, протягивает руку к куртке и легко снимает её для меня.
– Забыл уже, что ты такая мелкая, – усмехается.
Всегда шутили между собой: как же он увидел меня в толпе высоких девушек? Хотя с ростом метр семьдесят у меня никогда не было проблем.
Мужчина подаёт мне джинсовку. И вместе с ней делает шаг вперёд, вдруг зажимая меня в коридоре. С виду он был таким просторным, а сейчас это помещение настолько тесное, что я ощущаю себя шпротой в консервной банке.
– Леон, – с нажимом произношу его имя. Словно дрессирую собаку. – Отойди.
Ладони поднимаются вверх, касаются его прохладной кожи. Подушечки покалывает, а взгляд Новака утяжеляется, когда я дотрагиваюсь до него.
Но мне нужна дистанция!
– Не могу, – произносит, поднимая одну руку. Тянется к моему лицу. Или затылку. Помню, как он любил держать меня во время поцелуя за голову.