В вагоне весь день был включён свет и я, чтобы как-то убить время, занялся чтением, а братишка, повернувшись лицом к стенке, наверное, решил вздремнуть.
К ночи занялся ветер. Он как-то сразу загудел, засвистел, закружил падающий снег. Начался буран. В вагоне моментально похолодало, а потом и вовсе стало холодно. Чтобы не замёрзнуть окончательно, пришлось закутываться в одеяла.
А буран всё усиливался. Порывы ветра налетали на вагон, бились в окна, бросались охапками снега и выли, выли, выли! Вагон под их мощными и настойчивыми усилиями раскачивался и содрогался.
Поезд, сбавив скорость и часто подавая гудки, медленно пробирался сквозь обезумевшую пургу. Было немного страшновато, особенно, когда паровоз гудел.
Рано вечером, не найдя, чем таким интересным заняться, я по примеру брата тоже решил лечь спать, и даже не заметил, как уснул.
Глава вторая
Разбудил меня не перестук вагонных колёс, а какое-то непонятное повизгивание и порыкивание, переходящее в поскуливание и вроде, как детский плач. Я нагнулся с полки и посмотрел вниз. Мама и папа спали, а Смерчь тоже лежал, и с укоризной смотрел на меня, словно хотел сказать или спросить: «И чего не спиться человеку в такую рань?» Значит, поезд стоит, догадался я. Выглянув в окно, я ничего не увидел, кроме разбушевавшейся, рассвирепевшей вьюги. Она завывала, рычала и визжала, как большой взбесившийся зверь. В купе было так холодно, что изо рта при дыхании вылетал пар.
По-видимому, моя возня разбудила всех. Отец, поднявшись, решил сходить в вагон-ресторан, чтобы купить еды, но вскоре вернулся ни с чем, и на наши удивлённые взгляды, сказал, что гармошку тамбурного перехода оторвало ветром и неизвестно куда унесло. Скорость ветра так огромна, что перейти из вагона в вагон совершенно невозможно. Один пассажир, сказал папа, сделал попытку перебраться, но его сбило с ног и чуть не унесло ветром. Совместными усилиями других пассажиров его еле спасли.
Мама пошла к проводнику вагона, спросить о нашем местоположении. Вернувшись, она с грустью сказала - оказывается, мы стоим в степи, в двухстах пятидесяти километрах от Архангельска, а впереди нашего поезда, доходящие до полутора-двух метров снежные заносы. Паровоз их пробить не может и нам придётся ждать снегоочиститель, который должен вскоре прийти из Архангельска.
Прошёл день - буран не прекратился. Ветер всё также налетал на поезд и сыпал снегом. Вагон покачивало, а иногда он, словно в ознобе, вздрагивал...
На вторые сутки вьюга, набесившись и натешившись вволю, вывалив на нас весь свой запас снега, наконец-то утихомирилась. Светило солнце, на небе ни облачка. Пассажиры по одному, по двое, а то и небольшими группами начали выходить из вагонов. Спускаться по вагонной лесенке приходилось только до середины - до самого горизонта расстилался ровный снежный наст, покрытый твёрдой ледяной коркой. Он блестел, искрился, вспыхивал радугой под лучами яркого северного солнца.
Метров за триста-триста пятьдесят от людей, вдоль поезда цепочкой бежала небольшая стая волков. Я впервые видел их так близко, так свободно живущих в бескрайней заснеженной степи. Раньше они мне встречались только в неволе, в железной клетке Московского зоопарка, а больше нет, нигде не видел.
Паровоз, выпустив клуб пара в морозный воздух, басовито рявкнул. Машинист, наверно шутки ради, нажал на гудок. Волки приостановились, повернули лобастые, с настороженно торчащими ушами головы в сторону поезда и, убедившись в отсутствии какой-либо опасности для себя, трусцой побежали дальше.
Хорошо, что Смерчь находится в закрытом купе и не увидел их, подумал я. Он бы непременно кинулся к волкам и завязал драку. Могла произойти трагедия.
Как впоследствии выразился папа - «Смерчь, один против всей стаи? Нет, он не справился бы с ними и пал геройской смертью на поле брани!». Я, когда увидел волков, тоже так подумал о Смерче.
Пошли третьи сутки нашего стояния в снежном плену. Днём всё также светило солнце. На небе - голубом и морозном, ни облачка. В вагоне от холода неуютно. Даже Смерчь, забравшись на вагонную полку, свернулся клубком и укрыл нос хвостом.
Проводник вагона каждый день ходил к паровозу и в вёдрах приносил уголь и топил печку, чтобы сохранить, как он сказал, при этом сокрушённо разведя руками, хотя бы видимость тепла в вагоне.
Вода закончилась, свои продукты мы до последней крошки съели. В вагон-ресторане продукты тоже закончились, пусто - хоть шаром покати! Кто-то из пассажиров предложил для добывания воды растапливать снег в титане. Начали вёдрами носить снег. Эта немудреная работа отвлекала от чувства заброшенности, помогла забыть на некоторое время о нашем скудном и невесёлом быте.