В этом году говорили и спорили много, порой до крика.
Громко говорили о войне — поминали демарш генерала Гриппенберга, сдавшего командование армией из-за несогласия с Куропаткиным, отслеживали пункты, пройденные Второй тихоокеанской эскадрой по дороге на Дальний Восток, жаловались на бестолковое командование “генерала Назад”…
Несколько тише говорили о делах в стране — о страшной резне в двух кавказских губерних, где схлестнулись армяне и бакинские татары, о стачках, погромах и даже восстаниях, а таких событий с каждой неделей становилось все больше.
— Однако, господа! Полмиллиона бастующих! — Митька узнал баритон учителя математики Грибова, раздавшийся сквозь полуоткрытую дверь учительской.
— Эка новость. После июльских событий в Питере хоть миллион забастуй, ничего особенного, — ворчливо возразил голос Феликса Брандта, преподавателя немецкого.
— Да у них в Питере черт-те что творится, слыханное ли дело, советник императора — спирит Низье Филипп, французский жулик!
— Тише, тише, господа!
— А сейчас носятся с каким-то Григорием, человеком божьим! Сущее мракобесие!
— Да-да, то ли дело у нас в Первопрестольной! — саркастически заметил Брандт. — Ни старцев, ни божьих людей, ни богомолиц, особенно в Замоскворечье.
— Господа, господа, лучше послушайте, что пишет “Русское Слово” про сражение под Мукденом! Нам, как преподавателям технологического отделения, это должно быть особо интересно… сейчас… Ночью продолжались бои. На левом фланге с утра идет бой с обходной колонной японцев у Салинпу… Сильный западный ветер носит тучи пыли. Бой по всему фронту принимает все более решительный характер… нет, не то, а, вот! …С утра на правом фланге у селения Мадяну на реке Хуньхе… господи, ну и названия… японцы ведут энергичное наступление. Атаки их отбиты с помощью блиндированного поезда “Порт-Артур”. Обе стороны несут значительные потери. Правый и левый фланги японцев сильно теснят русских к северу. Боевая линия растянулась полукругом, почти окружив Мукден и Фушун. Так, пропустим… вот еще! Десятидневный кровопролитный бой не только не утихает, но и становится упорнее. Количество снарядов, выпускаемых обеими сторонами, громадно. После того как наш фланг завернулся к северу, переменив фронт против обходной японской колонны, оба противника упорно держаться на своих позициях. Колоссальную помощь войскам оказывают четыре блиндированных поезда с морскими орудиями “Харбин”, “Чита”, “Порт-Артур” и “Владивосток”, маневрируя между станциями Суятунь и Хушитай.
— Да-с, господа, полагаю, мы видим рождение нового рода оружия — сухопутных броненосцев!
— Я тоже обратил внимание, и даже отметил корреспонденцию гласного нашей городской думы господина Гучкова, он там помощником главноуполномоченного Красного Креста при Маньчжурской армии. Тэк-с, вот, прошу. “С этими механическими монстрами я познакомился еще на англо-бурской войне…” — звучным, хорошо поставленным голосом начал читать Грибов. Митька заслушался, но сообразил, что его могут в любой момент застукать и медленно прокрался обратно, на площадку перехода, оставил небольшую щелочку в двери и обратился в слух.
- “…но там не удалось увидеть их в настоящем бою, увидеть, насколько страшным может быть это оружие. Пыхающая дымом и паром стальная гусеница выезжает на позицию и через несколько минут ее пушки выплевывают снаряды в сторону японцев. Три залпа — и покрытый броней паровоз утаскивает механического монстра дальше, на новое место. Ответный японский налет разрушает лишь опустевшие временные пути.
Так, постоянно переменяя место, блиндированные поезда с экипажами из матросов-тихоокеанцев под командой морских офицеров, держали в напряжении армии генералов Оку и Ноги. А когда японская кавалерия прорвалась к железной дороге у Сингенпу, поезда встретили ее огнем из нескольких десятков пулеметов и обратили в бегство”, - закончил чтение Грибов, зашуршал газетой и обратился к коллегам. — А, каково?
***
Все эти новости и разговоры действовали на реалистов, в особенности выпускных классов, возбуждающе. Порой в тихий переулок училища приходили таинственные студенты с длинными, как у попов, патлами, в шляпах и пальто с поднятыми воротниками, и передавали реалистам на переменах листки “возмутительного содержания” и даже газету “Правда”.
Особенное сильное действие произвела ходившая по рукам брошюрка, в которой было пропечатано все о Кровавом воскресенье — и как собиралось шествие, и прокламации, которыми студенты и революционеры пытались отговорить рабочих, и афишки генерал-губернатора Трепова, в которых в организации шествия обвинялись эти самые студенты и революционеры, “подкупленные врагами”. И сообщения с фабрик, где срывали эти афишки, а треповских агитаторов гнали взашей, порой на крепких тумаках.