— Не спеши, — таинственно продолжил Виталик и развернул газету, внутри которой оказались вложены тонкие листки “Правды”. — Конспирация!
— Ух ты, свежая! Где взял?
— Так я и сказал. Где взял — там уже нету. Слушайте.
Виталька отложил портфель, поерзал на стуле и начал вполголоса читать сообщение о создании “Союза Труда и Правды”:
— …практическая работа уже привела к появлению объединенных организаций на местах, в первую очередь в Поволжье, на Урале, в Туркестане. Таким образом, создание Союза завершает начавшийся снизу стихийный революционный процесс и объединяет на сегодня эсеров, эсдеков, ряд национальных социалистических организаций, например, польских, кавказских и финляндских, а также несколько анархических групп. В президиум Союза избраны товарищи Плеханов, Кропоткин, Брешко-Брешковская и другие. Избран также Исполнительный комитет Союза, фамилии не разглашаются по конспиративным соображениям. Общей целью Союза поставлена борьба за замену самодержавного правления демократической республикой посредством забастовок, акций неповиновения и других методов вплоть до вооруженного восстания…
— Да ну, говорильня очередная, — скривился как от лимона Лятошинский. — То ли дело у хлебовольцев! Вот, достал тут…
— Прокламация группы “Хлеб и Воля”, - Петька полез за пазуху, покопался там и вытащил несколько листков бумаги и начал читать. — Считая, что современное русское демократическое движение лишь отвлекает пролетариат от борьбы за его собственные интересы, мы призываем к разжиганию беспощадной гражданской войны, созданию вольных боевых дружин и экспроприациям.
— Основным средством нашей борьбы должен стать террор, который является неизбежным атрибутом революционного периода до и во время революции. Террор имеет троякое значение: как мщение, как пропаганда и как “изъятие из обращения” особенно жестоких и “талантливых” представителей реакции, — Петька обвел всех горящим взглядом и продолжил. — Вынимайте на время соху из борозды, выходите с фабрик и заводов, крестьяне и рабочие! Берите топор, ружье, косу и рогатину! Зажигайте барские усадьбы и хоромы, бейте становых и исправников, освобождайте себя и детей своих по деревням. Нападайте в одиночку, воюйте с боевыми дружинами, бейте и в набат, берите также из магазинов и складов все нужные припасы и одежду — это все принадлежит нам, трудящимся.
Будьте готовы к мести за рабочую кровь, к бросанью бомб в наших угнетателей, к массовому террору против фабрикантов, директоров, полиции, министров и прочей сволочи. Достаточно увидеть на человеке белые перчатки, чтобы признать в нем врага, достойного смерти…
— Так мы не крестьяне и не рабочие, — возразил было Полежаев.
— Мы тоже угнетенные, школа при бюрократически-полицейском режиме становится не рассадником просвещения, а питомником для разведения чиновников и лиц, преданных существующему строю! — ответил Петька явно чужими словами.
— Брось, у нас в училище какой режим? И учителя не давят.
— У нас хорошо, а вокруг? Нет, вот анархисты — настоящие революционеры! И нам тоже надо готовиться! Мне брат писал, что у них на Сахалине все вооружаются, а мы чего ждем? — авторитет Петьки в немалой степени возник из-за того, что Лятошинский-старший был настоящим боевиком и загремел в ссылку из-за выделки бомб.
— Так на Сахалин того и гляди японцы высадятся, а у нас все тихо.
— Все равно, надо бороться! — уперся Петька.
На том по первости и порешили.
Митька всю ночь ворочался, пытаясь разобраться в своих мыслях. В листовках и брошюрках, которые звали к борьбе, говорилась правда, особенно про крестьянскую жизнь, которую Митька вполне помнил — и про голод, и про бесправие, и про тяжкий труд… Что надо бороться с кулаками да помещиками — сомнений не вызывало. Но сейчас-то он не в деревне и с кем ему бороться в Москве? С учителями? Или, смешно сказать, с Михал Дмитричем? Нет, не все так просто…
Но товарищей он не бросит.
***
Тайные сходки продолжались всю осень, особенно когда Россию тряхнула всеобщая политическая стачка — бастовали Баку, Иваново-Вознесенск, Питер и Москва, Харьков, Ростов, Юзовка, а в польской Лодзи дело дошло до восстания и боев с полицией и войсками.
Петька с середины октября ходил мрачный — японцы высадились на Сахалине и что там теперь будет с его братом, неизвестно, новости больше не поступали. Оттого он пуще прежнего настаивал на необходимости борьбы, постепенно оттесняя Келейникова с позиции лидера.
— Нам, товарищи, нужно оружие. Где мы можем его раздобыть? — и почему-то посмотрел на Митьку.