Умотанный кондуктор, явно ожидавший окончания смены, принял от меня рубль и радостно насыпал на девяносто пять копеек медяков, чтобы облегчить себе процедуру сдачи кассы. Ну да бог с ним, медяки тоже деньги.
Я устроился на деревянной скамейке у окна и с удовольствием представил, как меня встретят дома. Не знаю, но как-то моя здешняя семья мне нравилась куда больше, чем то, что было в прошлой жизни, наверное, потому, что тут у Наташи и Митьки было меньше амбиций и больше возможностей.
Через минут сорок, когда мы уже катили по Большой Дмитровке и все либо подремывали, либо просто спали, наверху с оглушительным бабахом рвануло, трамвай окутался ореолом золотых искр и встал как вкопанный. Пассажиры ломанулись к дверям под крики кондуктора и вожатого:
— Спокойно господа, спокойно! Верхний выключатель замкнуло, обычное дело! Десять минут и заменим!
Но все равно, дожидаться починки смысла не было, до дома пешком оставалось не так уж далеко.
Стоило мне раздеться в прихожей, как Наташа молча потянула меня в кабинет, закрыла дверь, несколько мгновений прислушивалась к происходящему в коридоре и только потом тихо и очень серьезно сказала:
— У нас в семье бомбист.
Сказать, что я был ошарашен, значит, ничего не сказать — кандидат был только один, Митяй, но вот чтобы он…
— Вот, выпало сегодня у него из шинели.
Она вынула из кармашка домашнего фартука свернутый листок бумаги — анархистскую листовку с призывами к “беспощадной борьбе”, сиречь террору.
— Ну, это еще не бомбист, но я с ним поговорю…
— Это не все, — остановила меня Наташа. — Я проверила лабораторию и нашла характерные желтые следы. Поначалу я думала, что это от Митиных опытов с твоими смесями, но среди реактивов и посуды обнаружился изрядный запас селитры, карболовой и серной кислот и керамические емкости.
— Извини, я не очень хорошо разбираюсь в химии…
— Это все необходимо для выработки мелинита, от него и желтые следы. Мне для работы с красителем это не нужно, так что если это не ты, то кроме Мити некому.
Я обнял жену, погладил ее по спине и поцеловал в ушко.
— Не волнуйся, все будет хорошо.
После расспросов Ираиды и Аглаи выяснилось, что компания реалистов, прописавшаяся у нас дома, в последнее время не занимается, а все больше шушукается и что верховодит в ней “длинный” — насколько я понял, Митин одноклассник Лятошинский. Совсем уж в нехороших мыслях я проверил ящик стола и не нашел одного из своих пистолетов.
— Митя, зайди ко мне.
Митька пришел с книгой, заложив в ней пальцем только что прочтенную страницу.
— Скажи пожалуйста, куда делся браунинг из второго ящика?
Глаза его дернулись и уставились в угол.
— Не знаю. Наверное, кто-нибудь взял, — выдавил он наконец.
— Кто? Я не брал, у Наташи свое оружие.
На митяевом лице отразилась внутренняя борьба — ему хотелось спастись и свалить все на прислугу, но он все-таки не мог подставить неповинных людей.
— Знаешь, я скорее переживу, что ты террорист, чем врун.
— Я не террорист, — краска начала заливать лицо парня снизу, от шеи.
— А вот это откуда? — я развернул и показал ему листовку. — Что ты там такого интересного нашел?
— Правду там пишут, — бросился как в омут Митяй. — И как в деревне мы жили, и как отец горбатился и мать умерла, и как подрядчики да фабриканты обманывают, отчего сами как сыр в масле катаются, а мужики в нищете живут.
— Да, это правда. И вы решили, что несправедливость можно устранить бомбой и пистолетом?
Красный, как рак Митька кивнул.
— А вот Петр Алексеевич Кропоткин, с которым я виделся в Лондоне, считает, что это неверное решение. И я тоже, как инженер тебе говорю. Из точно сформулированных условий задачи вы сделали не те выводы. Убийствами несправедливость не устранить. Вот вы наверняка решили казнить приспешников самодержавия…
Митяй едва заметно кивнул.
— …и наверняка начнете с городовых, потому как они рядом, а на серьезный теракт возможностей нет. Например, с Никанорыча.
Казалось, что краснеть дальше некуда, но Митяй смог.
— А о том, что у него останутся сироты, вы, конечно, не подумали. И о том, что можете взлететь на воздух с половиной дома, тоже.
— Тут все буржуи, — неожиданно возразил Митька.
— Что, Ираида и Аглая тоже? И прислуга в других квартирах? И дети? — я вздохнул. — Запомни, любая власть это систематическое насилие или угроза применения такового. Так было тысячи лет, и так будет еще долго. Вы же пытаетесь запугать насилием государство, которое и построено на насилии, и живет им. Это как в стеношном бою выйти ребенку против здоровенного громилы в надежде, что он детского кулачка испугается.