Другое дело — на войне: враг бьет из пулеметов, автоматов, винтовок, а второй взвод — на коленях. Третий же — и того хуже: ведет огонь стоя. Это же прекрасная мишень для противника!
И он этим воспользовался: плотным огнем вывел из строя немало бойцов второго и третьего взводов. Меньше всего пострадал наш, первый, который стрелял лежа.
Командир роты сразу почувствовал нелепость такого построения: он был рядом с нами, в первом взводе. И передал команду второму и третьему — залечь, не подставлять себя под пули. Но это распоряжение было запоздалым: все бойцы, оставшиеся в живых и находившиеся позади первого взвода, уже лежали на снегу и стреляли. Сама обстановка подсказала им разумный выход.
И все же — почему применялась столь нелепая тактика? Почему вообще боевые дела шли тогда значительно хуже, чем могло бы быть?
На эти вопросы дал ответ маршал К. А. Мерецков в своей книге «На службе народу». В частности, он писал: «Неудачно были подобраны отдельные военачальники. Позволю себе остановиться на характеристике командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта Г. Г. Соколова. Он пришел в армию с должности заместителя наркома внутренних дел. Брался за дело горячо, давал любые обещания. На практике же у него ничего не получалось. Видно было, что его подход к решению задач в боевой обстановке основывался на давно отживших понятиях и догмах… Генерал Соколов был далек от современного понимания боя и операции, цеплялся за старые методы и способы вождения войск… Соколов был отозван в Москву».
* * *
Итак, наш первый взвод лежал в небольшой лощине. Я стрелял, ничуть не заботясь о том, что не хватит патронов: у Гаврилка в двух коробках было шесть дисков, кроме того, патроны имелись еще и в наших вещевых мешках.
Но из лощины был плохо виден передний край противника. И командир роты, находившийся в пяти метрах слева, немного впереди меня, сказал Андрюхину:
— Ни черта не видно! Остаешься здесь за меня, а я двинусь во-о-он на тот бугорок, — и рукой в овчинной рукавице показал куда. — Надо разобраться, что к чему, чтобы не стрелять впустую…
Лейтенант отполз от нас примерно метров на сто. Как и все бойцы, он был в белом маскхалате, и его, наверное, немцы просто не заметили на снегу. Поэтому он спокойно лежал на снежном бугорке и внимательно смотрел в бинокль.
Но так продолжалось недолго: противник усилил огонь, и командир роты, вдруг уронив из рук бинокль, опустил голову. Сомнения не было — его ранило.
— Товарищ командир взвода, разрешите, я поползу за лейтенантом? — попросил Гаврилко.
— Подождем немного, — ответил Андрюхин.
Но вот мы увидели, как впереди нашего взвода показался боец — он направлялся к раненому. Это был старшина Карабеков. Кадровый воин, он служил прежде в кавалерии, принимал участие в боях, был ранен, но после госпиталя его почему-то взяли в пехоту.
Карабеков, увидев, что Чуклин ранен, сбросил с себя полушубок, оставил автомат и пополз вперед, чтобы вынести комроты из-под огня.
Пока старшина двигался лощиной, пули его не доставали. Но как только добрался до лейтенанта, его тяжело ранило. Посылать кого-то, чтобы вытянуть пострадавших, было теперь еще более опасно: Карабеков — без маскхалата, и его гимнастерка на белом снегу стала хорошим ориентиром для противника.
Но что же все-таки делать? Командир роты явно ранен. Рядом с ним, замерзая на снегу в одной гимнастерке,— тоже раненный старшина. Выход из положения мы все же нашли.
Чтобы лучше просматривать передний край противника и точнее вести огонь, я, спросив разрешения у командира взвода, переполз вправо на небольшую возвышенность — занесенное снегом пепелище дотла сгоревшего дома. Установил там пулемет, заменил пустой диск полным и начал стрелять. Рядом со мной лежал Гаврилко. Он не только успевал заряжать диски, во еще и вел огонь из винтовки.
А фашисты не прекращали стрелять! Пули, угрожающе тенькая, то улетали куда-то, то, воткнувшись неподалеку в верхушки сугробов, образовывали небольшие снежные облачка. Несколько пуль попало в дымоходную трубу, что находилась метрах в пяти, и осколки кирпича полетели на наши головы.
Резко повернувшись, Гаврилко посмотрел на выщербленные кирпичные трубы, потом неуверенно сказал мне:
— Смотри-ка, вон там, справа, за развалинами дома, вроде ствол пушки виднеется?
Я глянул туда, но ничего не увидел.
— Подвинься пониже!
Я отполз с метр назад и опять посмотрел направо. Да, действительно, из-за нескольких недогоревших бревен дома виднелся ствол пушки.
— Заряди еще одни диск — мне пока хватит, а сам разведай, что это за орудие.