Тринадцати-четырнадцатилетние — мы уже трудились, находясь на учете у бригадира: нам давали задание, записывали трудодни. В этом возрасте мы работали погонщиками, подносили снопы, которые наши отцы искусно складывали в копны, сгребали после уборки урожая колосья, волоча из гонов в гоны большие, трехметрового захвата, грабли, сушили на лугах сено, ворочая вилами лежащие на покосах высокие валки.
В пятнадцать-шестнадцать — нас считали совсем взрослыми и доверяли любую работу: были мы ездовыми, разрыхляли конными распашниками междурядья пропашных культур, растворяли в больших чанах суперфосфат, которым подкармливали сахарную свеклу…
А вечерами шли к клубу. Около него — спортивная площадка, и мы — вроде и не работали весь день! — играли в волейбол. А потом любовались, как старшие наши товарищи — Петр Кулик, Савелий Шевченко, Мефодий Снежко, Петр Погребняк — мастерски выполняли сложнейшие упражнения на перекладине.
Особенно восхищались Мефодием Снежко. Тем, как он — человек крепкого телосложения, с развитой мускулатурой — работал на этом снаряде и откалывал такие номера, что у нас просто дух захватывало.
А еще мы ловили сусликов. На них охотились многие ребята. Делали это весной, когда зверушки не линяют, и сдавали их шкурки заготовительной конторе. Интересное это занятие… У нас в селе было много настоящих энтузиастов его. Особенно отличались братья Паламарчуки — Костя, Георгий, Николай, Петр и Иван Омельяненко: за сезон они вылавливали по 300-400 грызунов!
И я любил эту ребячью охоту. На сданные шкурки всегда покупал учебники, книги. Приобрел мандолину, балалайку…
В памяти воскрешались все новые и новые эпизоды детства и юности. Гаврилко, заметив, что я долго молча хожу, спросил:
— Чего это ты — как воды в рот набрал?
— Не отвлекай меня: я нахожусь в Головковке.
— Э-э, ты что, спятил? Где — Головковка, а где — мы? Опомнись!
Но опомниться я уже не мог…
Не знаю, сколько бы я еще вспоминал, если бы в наш домик без окон и дверей не зашел сержант Полищук, принесший нам в термосе завтрак — теперь Полищук был старшиной роты вместо раненого Карабекова. Ели с аппетитом: главное — суп был горячий, вроде его только что сварили.
Едва мы успели опорожнить своп котелки, как Гаврилко сказал:
— Смотри, фашисты к нам идут! Тоже, наверное, позавтракать захотели. Ну что ж, дадим им перекусить…
Действительно, из леса вышла большая группа немцев — человек сто, если не больше. Шли они развернутым строем. Ветер доносил до нас звуки губной гармошки. Двигались гитлеровцы не спеша и не стреляя.
Гаврилко, встав на колени, облокотился о подоконник и выстрелил. Немцы шагали как ни в чем не бывало. На второй выстрел они тоже не реагировали.
— Может, после шнапса психическую затевают? — предположил Гаврилко. — Идут, как по своей земле!
Я же из пулемета не стреляю: жду, пока противник оторвется подальше от леса. Ведь может случиться, что дам я одну-две очереди, и немцы побегут назад. Нет, пусть подальше уйдут от опушки, и тогда, даже если они побегут, я их хорошенько пополощу…
Вставив полностью заряженный диск, беру гитлеровцев на мушку. Нет, еще рано… Еще немного можно подождать… Пусть пока идут…
И вот, когда они были от нашего домика примерно в трехстах метрах, я дал длинную очередь. Несколько фашистов упало, колонна зашаталась, но все же двигалась. Потом я выпустил еще более длинную очередь. И снова сразил нескольких немцев. Но остальные по-прежнему шли. И я подумал: наверное, Гаврилко угадал — психическая атака.
Но вот слева, как бы аккомпанируя моему пулемету, застрочил пулеметчик второго взвода. Послышались частые выстрелы из винтовок. И враг не выдержал — залег. Мы прекратили стрелять. Немцы же вообще не стреляли.
Но только замолчали наши пулеметы, как фашисты снова поднялись. Двигаться назад они и не думали — шли только вперед.
И вот снова мы строчим из пулеметов, бьем из винтовок. И снова немцы — на снегу: лежат молча, ни одного выстрела!
К нам в дом вбежал лейтенант Алешичев, ставший командиром роты вместо раненого Чуклина. Осведомившись о наличии патронов, он сказал:
— Бить надо расчетливо: мало патронов осталось. Но к нам через час-полтора должен подоспеть на помощь лыжный батальон: тот, который мы вооружили собранным на Волхове оружием. Словом, деревушку во что бы то ни стало надо удержать!