К нам приехала походная кухня, привезла ужин. Собственно, это был и завтрак, и обед, и ужин одновременно. Повара убило, а старшине Карабекову, кадровому воину-казаху, было не до кухни. Он во время боя снабжал нас патронами, пытался протянуть проводную связь от штаба батальона к нашей роте. Но из этого ничего не вышло — выбило все отделение связи, а кабель под плотным огнем так и не удалось проложить.
И вот бойцы, встав на подножки походной кухни и открыв крышку котла, хотели было черпаком достать суп. Но черпак скользил — суп был мерзлый. Его порубили его маленькой саперной лопатой — и в котелки. Разожгли костры, чтобы разогреть ледяные куски. Мы находились от переднего края примерно в семистах метрах, и немцы, заметив огонь, начали обстрел из минометов. И опять — раненые…
Особенно тяжело был ранен Иван Мензюк из Черниговской области. Когда обстрел стих, санитарка увезла его на салазках в санчасть, а мы бросились засыпать снегом все костры. Суп пришлось есть в кристаллах, приятно пахнувших пшеном.
Но после этого мы так дрожали, что зуб на зуб не попадал. Не помогли даже те сто граммов, которые, встав у бочки, выдавал нам старшина, черпая ледяную водку маленькой баночкой из-под консервов. А что сделаешь? Война!
— Отдохнем до утра, а на рассвете займем позиции, которые сейчас держит вторая рота, — сказал командир взвода.
Отдохнем, но как? Стоя или сидя на снегу. Другой возможности не было. И тут Степан обратился к взводному: а можно ли, мол, свалить несколько елей, чтобы нарубить веток, сделать шалаш, а в нем — развести хотя бы маленький костер?
— Нельзя! Немец враз заметит и снова начнет пуляться минами.
Этот разговор услышал лейтенант Чуклин и разрешил поставить шалаш, проверив, видно будет из него огонь костра или нет.
Так и сделали. Взяли пилы, свалили несколько огромных елей, вымостили большой шалаш, плотно, густо наложили веток. Свет от костра через ветки не пробивался.
В таких шалашах, у костров и коротали мы ночь. Коротали и осмысливали первый свой бой: запомнился он нам на всю жизнь. Коротали и прикидывали в мыслях, кого уже нет. Не было Соловьянчука, Губарева, Андреева, Рыбальченко… Очень многих не было: кто убит, кого в госпиталь отправили.
Забегая вперед, скажу, что, будучи раненым, я попал в Сормовский военный госпиталь и встретил там Губарева и Андреева. Губарев, тот самый Губарев, который в вагоне во время следования на фронт мастерски танцевал «Барыню», стучал теперь по коридору костылями. Он побледнел, запали щеки и глаза, на лице — печаль, даже морщинки появились на лбу. И это — в восемнадцать лет!
Как рассказал Губарев, ему большими осколками перебило ступни обеих ног, и их ампутировали, оставив только пятки. А Андрееву осколком отсекло четыре пальца левой руки. Осталась лишь половина большого пальца.
— Но кларнет — со мной, — сказал Андреев, — хотел отдать кому-нибудь еще там, в прифронтовых медсанбатах – ведь теперь он мне не нужен, — да жаль стало: как-никак семейная реликвия…
В том госпитале я лежал четыре месяца — был ранен осколком мины в левую руку — и за это время Андреев научился играть одной, правой, рекой. Иногда в госпитале организовывали концерты художественной самодеятельности. На них выступал и Андреев. А аккомпанировала ему медсестра Валя, дочь начальника госпиталя.
* * *
С вечера нам сказали, что утром наша рота должна сменить вторую роту, которая всю ночь находилась на переднем крае. Уже рассвело, вокруг нас — деревья, одетые во все белое, у шалаша видны на снегу пятна крови… Просматривается передний край, откуда периодически доносятся выстрелы, а нас все не ведут подменять вторую роту.
Но вот прибыл командир взвода и сообщил, что сегодня во второй половине дня намечается наша танковая атака на небольшую деревушку, что слева от нас, у реки Волхов, и что наш взвод придан танковому подразделению для совместного удара по врагу. Отобрали четырнадцать человек и повели по рокадной дороге на опушку леса, где стояли два танка.
Большинство из нас впервые видели эти машины. Когда мы обучались в Ворошиловграде в полковой школе, нам, курсантам, ничего не говорили о танковых десантах, о подобной тактике боя. А вот сегодня придется выступать в роли бойцов такого десанта, пройдя перед этим лишь небольшую тренировку. Она заключалась в том, что мы на ходу соскакивали с танков, бежали за ними и стреляли.
Занятия понравились бойцам. Как-никак танк — сила.
Не то что стрельба из одних лишь винтовок! Во время тренировок мы бессчетно спрыгивали и бежали следом за машинами. Все быстро согрелись, даже вспотели. Но потом сушили нательные байковые рубахи своими телами и продрогли до последней клеточки.