Миссия закончилась полным провалом.
***
— Плохой из тебя фашист, Ягер, — сказал Ивушкин, когда немец рассказал ему обо всём произошедшем между Хефнером и самим Клаусом, — с русскими водишься, беглецов отпускаешь, против националистической какой-то организации, вон, пошел. А вот солдат хороший, признаю.
Он помолчал, а после как-то нерешительно спросил:
— Расскажешь мне?
— Что ещё тебе рассказать? — со слабой улыбкой устало протянул Ягер, у которого, кажется, уже хрипело горло от бесконечных объяснений и подробностей.
— Как так вышло.
— Что вышло?
— Ты вышел… такой.
Они медленно шли по границе леса, ожидая, пока американцы десять раз перепроверят артефакт, подготовят его к транспортировке и соберут свои пожитки.
— Из-за отца, думаю, — помедлив, негромко произнес немец, — он врачом был. Хорошим. Очень любил свою страну и людей, помогал каждому. А мать не спас, — он помолчал, не зная, как продолжить, — В общем, сначала она, через несколько лет — он сам, и мы с сестрой остались одни. Выучившись, я пошел в военное училище — Родине хотел служить. Вот и вся история, — Клаус остановился передохнуть, опираясь на выданный костыль, — а ты?
— А чего я… — махнул рукой Ивушкин. — Папка умер в Гражданскую, я мелким совсем был, лет шесть-семь. Мамка хотела, чтоб я выучился грамоте, научился трактором править и на земле работал — это была её мечта на мой счет. А я всё танкистом хотел стать. Знаешь, — Коля усмехнулся весело, — отец за пару лет до смерти приезжал домой и рассказывал о таких огромных страшных коробках на колесах, — он мальчишески хихикнул в кулак, поглядывая на заинтересованно слушающего переводчик Ягера горящими от воспоминаний глазами, — и я всё думал, как такой штуковиной вообще можно управлять. Когда на тракторе учился, всё представлял, что это танк. А потом призвали.
Последние звуки человеческого голоса растворились в воздухе, и Клаус иногда смешливо фыркал, слушая немецкий перевод. Под конец и вовсе, едва заметно улыбаясь, уставился себе под ноги, явно наслаждаясь тишиной и не желая её прерывать. Коля перехватил его взгляд:
— Как нога?
Ягер помрачнел, явно не считая эту тему удачной для разговора, и скривил губы:
— Как будто её и нет. Обкололи обезболивающим. Ничего особого.
Николай вздохнул, оглянулся вокруг, поглядел на ругающихся невдалеке солдат.
— Странно всё это, — озвучил он свои мысли, — вроде и похоже, но странно.
— Просто мирно, — дернул плечом Клаус.
— Мирно? — эхом повторил русский, поглядев на колышущиеся вдалеке верхушки елей, — Нет. Просто не наше. Идем, они, кажется, уже готовы к взлету.
***
Огромный город рос под ними. Низкие, далекие, редкие постройки сменялись всё более частыми и высокими, будто воюющими за каждый клочок земли и впившимися в него, как клещи. Здания походили на опята, выросшие на пеньке когда-то крепкого, хоть и старого дерева, с той лишь разницей, что габариты не совпадали. С высоты самолёта это казалось Ивушкину красивым полотняным ковром с вышивкой, и сложно было сопоставить привычные ему города с этой махиной.
Стоило им только оторваться от земли, Коля, почувствовав этот рывок в груди, словно тело-то поднималось, а внутренности оставались на земле, с силой вцепился в ремень безопасности и даже задержал дыхание. В себя его привел удивленный, даже насмешливый взгляд Клауса, сидевшего напротив, который наверняка летал далеко не в первый раз и ощущал себя не в пример увереннее. Когда им разрешили встать, Николай подошёл ближе к лобовому стеклу, наблюдая, как неторопливо менялся пейзаж под ними. Частокол зеленых верхушек деревьев казался нескончаемым океаном, но через пару минут оборвался гигантской каменной грядой, после которой квинджет будто очутился в ином мире, менее зеленом и более человеческом.
Картинка внизу менялась медленно, лететь было ещё долго, и вскоре Николаю надоело смотреть на одно и то же. Далекая земля была цветной, чуть сероватой из-за облаков картой, а к ним Ивушкин привык. Но каждый раз выводили из равновесия взгляд вниз и понимание, что если бы вдруг Коля выпрыгнул сейчас из джета, лететь ему пришлось как минимум минут пять.
Через три часа была объявлена скорая посадка, и Николаю пришлось вернуться на место и пристегнуться. Их иногда потряхивало, и тогда, забывая обо всём, Коля снова вцеплялся в ремни до побелевших костяшек. Они медленно снижались.
Местом посадки стала крыша какого-то ужасно высокого дома. Ивушкин между делом бросил взгляд вниз, к земле, и разглядел мелкие точки человеческих фигур. В голове немного помутилось от высоты, сердце застучало в животе, и Николай поспешно отошёл. Бросил взгляд на Ягера. Тот оглядывал мир вокруг настороженно-жадным взглядом, скользил им по металлическим конструкциям многоэтажек, по стекольным фасадам зданий, в которых отражалось закатное солнце.
Тяжёлый день подходил к концу.
Команда, наконец, выгрузилась, и вслед за ними Клаус и Ивушкин зашли внутрь здания. Коридоры встретили их прохладой официальных заведений, светлыми, голубоватыми в искусственном освещении стенами и проёмами. Команда зашла в металлические двери маленького помещения, створки которого тут же закрылись, и тело будто стало медленно падать, оставляя нутро наверху. Через пару мгновений всё прекратилось, движение замерло, двери открылись, и основная часть команды, охраняющая артефакт, вышла наружу и двинулась прочь по совершенно идентичному коридору.
Они стали спускаться дальше.
— Нам сюда, — Наташа нажала на кнопку, и всё снова замерло в неподвижности.
Створки открылись. Она смотрела прямо на них с Клаусом, и ничего не оставалось, как поспешно вылезти из странной штуковины. Стив кивнул на прощание Наташе и им двоим и, в сопровождении пары солдат и двух пленников, поехал ниже.
— Директор уже ждет вас, — сказала Романова, мельком оборачиваясь и кидая на них заинтересованный взгляд. Переводчик послушно заработал, — и как вам будущее?
Они шли по светлому коридору. Тихий шум шагов раздавался эхом.
— Я ещё не понял, — признал Николай, — но всё предельно… большое.
— Прогресс заметно шагнул вперед, — вставил Клаус, — хотя бы в сфере строительства.
Наташа довольно хмыкнула и замерла у двери, вводя код.
— Мы пришли? — взволнованно уточнил Коля.
Романова бросила на него взгляд:
— Нет, — спокойно сказала она, и дверь поддалась, — сейчас.
Она скользнула внутрь, и пару минут оттуда доносились лишь шорохи и лязганье. Вернувшись, она вручила плоское устройство-переводчик, которое когда-то дала Николаю, Ягеру и протянула каждому по наушнику, показав, как нужно правильно надевать его.
— Директор в идеале знает и немецкий, и русский, — пояснила она на английском, и в наушниках у Клауса и Коли одновременно зазвучал перевод на понятном для них языке, — а вот вам это понадобится на первое время. Играйтесь аккуратно.
Гулкое эхо шагов действовало на нервы. Ягер волновался. Когда он принимал решение рассказать обо всем Ивушкину и командиру отряда, то был полностью готов к последствиям. Здесь ему хотя бы не нужно опасаться за информацию, которой владел, как если бы он попал в плен к советской стороне, — в связи с её неактуальностью. Сам Ягер теперь ничего не значил, кроме того, что являлся, фактически, военным преступником.
Но неужели он хоть на миг мог подумать, что его ждет хорошая жизнь после всего случившегося?
Наташа негромко сказала: «Мы на месте», — остановилась у двери, оглядела их и мягко улыбнулась, открывая двери.
Ягер неслышно усмехнулся, пытаясь согнать бледность с лица и, приостанавливаясь, оперся на костыль.
Кабинет оказался просторным и не слишком светлым, а за столом в высоком кожаном кресле сидел, сложив руки у лица, одноглазый человек. Но не это сильнее всего поразило Николая.
Директор оказался чернокожим.
Ивушкин удивленно округлил глаза, видя таких людей (если, конечно, не считать почерневших от солнца и работы в поле колхозников) впервые в жизни. Хозяин кабинета и начальник организации Щ.И.Т.а тактично прокашлялся. Николай перевёл взгляд на спутников и заметил слабую насмешку в глазах Ягера. Это привело его в себя быстрее, чем могло бы вылитое за шиворот ведро ледяной воды.