На даче господина Михайлова
Встреча между тремя генералами — Маннергеймом, Лайдонером и Юденичем — на вилле известного лесоторговца господина Михайлова прошла на редкость удачно и крайне конспиративно. Корреспонденты местных газет, и финских и русско-белогвардейских, напрасно, высуня языки, метались по городу в поисках «высоких особ». Высокие особы исчезли бесследно.
Их караулили на вокзалах. Обследовали лучшие отели города. Кто-то пустил слух, будто еще вчера все трое направились выборгским поездом в район станции Иматра… Ретивые помчались туда. Но никому не пришло в голову заглянуть на взморье, в еще по-зимнему застывший, занесенный и пустой Ульрикаборгпарк.
Там, за одним из заваленных сугробами заборов, между укутанными соломой, закрытыми дощатыми ящиками гипсовыми садовыми гномами, бронзовыми журавлями, лосями и лисицами, спряталась одинокая дачка лесного короля.
Год назад г-н Михайлов, человек вполне лойяльный, женатый на фру Карин Гильденштерн, дочери видного члена шведской партии, нашел случай оказать крупную услугу господину генералу Маннергейму как раз в тяжелый момент — в разгар жестокой борьбы с революционными рабочими.
С тех дней глава государства занес Архипа Ивановича Михайлова в список «хороших финнов» и своих личных друзей. Не было ничего удивительного, если теперь он не смог отказать, когда лесопромышленник пригласил его и его высоких гостей к себе на загородную виллу отпраздновать день конфирмации его младшей дочери Дагмы.
Празднество состоялось по извечному ритуалу. За торжественным столом царило приличествующее случаю оживление. Правда, хорошенький лобик виновницы торжества, невысокий девичий лоб, еще тонко пахнущий розовым маслом церковного мирра, морщился иной раз не без досады: ей разрешили сегодня пригласить к себе в гости только двух подруг и, как назло, самых противных!
Впрочем, было и приятное. Старшая сестра Дагмы Хильда уехала с утра на урок музыки, поэтому за столом рядом с девочкой посадили, точно со взрослой барышней, человека удивительного — ее троюродного родственника русского корнета Владека Щениовского.
Дагма косилась на него умиленными глазами, Айно и Ингеборг Сюнерберг завидовали: кавалерийский полк, в который год-два назад был выпущен из юнкерского Щениовский, перешел на сторону большевиков; офицеры же его затянули черным крепом кокарды и погоны и поклялись не снимать траур, пока законная династия не воссядет вновь на русском престоле… Здорово, а?
Корнету Щениовскому было двадцать лет с небольшим. У него было бледное лицо и темные, «мрачные» глаза. Черные погоны его выглядели трагично… Беда только в том, что, едва сев на стул, корнет, как загипнотизированный, впился глазами в этого своего тучного и усатого генерала и перестал обращать внимание на Дагму… Конечно, когда тебе только пятнадцать, на большее рассчитывать и не приходится!
Политика, на которую сбивались разговоры, не могла заинтересовать фрёкен Дагму. Но девочка славилась в семье пытливым и резвым умом. Она довольно быстро сообразила, что ее праздник — только предлог для чего-то другого, более важного, «папиного». Пожав худенькими плечиками, она примирилась с неизбежным. Только изредка носик ее морщился, когда господин барон или другие гости, точно вдруг замечая ее присутствие, начинали ни с того ни с сего неестественно поздравлять ее: «Знаю, мол! Чего уж там!..»
Гости, прямо сказать, удивляли ее неожиданностью и пестротой своего состава. Смешно было смотреть на них — до того они были разные. Прежде всего — сами три генерала…
Господина барона, правда, она знала (уже давно и хорошо: пятидесятидвухлетний, расшитый золотом кавалерист, — прямой, как палка, сухой, как вчерашний черствый крекер.
С небрежностью пожилого вельможи он ухаживал за своей соседкой, дочкой одного из папиных друзей, фрёкен Верочкой Охлопковой, полурусской, полунорвежкой.
Удивляться этому не приходилось: фрёкен Вера, с ее огненно-рыжими волосами, с насмешливым, даже дерзким лицом, была, ко всему прочему, кандидатом каких-то наук, там, у себя в Христиании… Дагма ее обожала!
Маннергейм выпячивал грудь, поглядывал победительно, но фрёкен Охлопкофф было трудно чем-либо удивить…
Русский генерал разочаровал девочку: усатый, обрюзгший, с нездоровым цветом лица, с густо нависшими бровями, он никак не походил на «грозу турок под Эрзерумом». Вообще — не походил на грозу!