«Снова перпетуум-мобиле», — вспомнил я горе-изобретателя.
— Вижу, вы мне не верите. Нет, я не сумасшедший. Вы в этом сейчас убедитесь. Моя первая задача — познать тайны гравитации[2]. Теоретически я уже эту задачу решил, но вот на практике пока не удается.
— А почему бы вам не ставить свои опыты в институте? — возразил я. — Ведь над этим работает сейчас очень много ученых. Один вы ее вряд ли решите.
— Мне известны довольно подробно результаты работ других исследователей, и я знаю абсолютно точно, чего они достигли в борьбе с гравитацией. Я иду иным путем, Я нашел уже гравитационные волны, аналогичные электромагнитным. А почему я не провожу свои опыты в институте? Я не хочу, чтобы кто-нибудь украл мое изобретение, а потом хвастался плодами моих многолетних трудов. А второе мое изобретение я не могу предать гласности прежде всего потому, что его могут обратить против человечества, как это случилось с атомной бомбой.
Я молчал, понимая, что возражения тут бесполезны. Я внимательно изучал Пегаса, пока он восторженно говорил о гравитации. Он говорил о проблеме, которую я уяснил себе много позже, (Теперь я знаю, что уяснил только благодаря Пегасу.) Хотя эту часть нашей беседы я помню меньше всего, однако это был самый светлый момент нашей встречи.
— Значит, вы работаете над проблемами гравитации!.. Каким же образом тогда вам удалось так быстро поймать сигналы советского спутника? — спросил я наконец.
— Именно поэтому. У меня сильный приемник, на котором я исследую средство электромагнитных и гравитационных волн. Изучаю различнейшие частоты колебаний. И однажды во время одного из таких опытов я случайно поймал сообщение о запуске спутника с указанием частоты сигналов. Обнаружить их после этого было не так уж трудно. О вас я вспомнил совершенно закономерно. Накануне вечером я как раз дочитал ваш фантастический рассказ об искусственных спутниках.
Я посмотрел на часы.
— Нет, я еще не могу вас отпустить, — угадал мои мысли Пегас. — Вы еще не познакомились со вторым открытием, которое я вам и предлагаю для вашей новой фантастической
повести. Он взял меня за руку.
— Идемте, — прошептал он, словно опасаясь, что нас кто-нибудь услышит.
Я почувствовал неприятную дрожь во всем теле.
— Позволю себе сказать, что вы до самой смерти не забудете этой исторической минуты, — торжественно проговорил Пегас.
Он был прав: его лабораторию мне не забыть никогда.
«Я напишу об этом, обязательно напишу. Не рассказ, а чистую правду», — думал я, когда Пегас подвел меня к столу с целым рядом небольших кинескопов и повернул выключатель.
— Смотрите внимательно! Первый экран налево: вид на Мальтезскую площадь. Маленькую телекамеру я спрятал в слуховом окошке Ностицова дворца. Второй экран: общий вид на Ностицову улицу. Третий экран: вид на тротуар напротив нашего дома. Любопытно, не правда ли? Смотрите: с Мальтезской площади свернул на нашу улицу юноша, эта девушка определенно ждет его. Теперь приготовьтесь, редактор, — повысил голос Пегас. — я немножко займусь этим юношей. Он выполнит мой приказ, как выполняет Ферда там, наверху.
Доктор повернул какие-то рычажки. Над вашей головой послышалось тихое гудение. На четвертом экране появилось улыбающееся лицо юноши.
Пегас опустил мне руку на плечо.
— Готов спорить с вами, что как только этот парень очутится перед нашим домом, он схватится за голову, растерянно оглянется кругом и пристально посмотрит на нашу крышу. Испуганная девушка подбежит к нему, и вдруг ни с того ни с сего, сделает ему поклон…
Все произошло именно так. Я рассмеялся.
— Как вам это удалось?
Пегас глубоко вздохнул и выпрямился, подчеркивая важность момента.
— Я обладаю способностью действовать на расстоянии на человеческий мозг. Я уже на правильном пути, но это лишь начало моей работы.
— А что же в конце? Для чего вы все это делаете? Неужели хотите внушать людям свои мысли?
— Смотря как это понимать. Я хочу внушить людям мысли, но не свои…
Пегас собрался было продолжить свои объяснения, но я его перебил:
— Если вы рассказали мне так много, то, может, не откажетесь объяснить, каким образом вы действуете на мозг человека?
— И это я вам открою. Вы знаете этот прибор? — показал он в угол лаборатории.
— По-моему, обычный энцефалограф, — сказал я, бросив взгляд на изображение мозга, светившееся на экране большого кинескопа.
— Превосходно. Итак, вам известно, что энцефалограф представляет собой нечто вроде телевизора мозга. Впрочем, это не обычный энцефалограф. Он не только исследует биотоки в коре головного мозга, он помогает мне одновременно читать мысли. Хотите испробовать на себе?
Я кивнул головой. Пегас надел мне на голову какой-то шлем со множеством электродов. Изображение мозга на кинескопе замерцало. Пегас погасил свет.
— Подумайте сосредоточенно о чем-нибудь определенном, о чем-нибудь определенном, — повторял доктор.
«Перпетуум-мобиле, перпетуум-мобиле», — твердил я мысленно. Изображение мозга на экране запульсировало еще сильнее.
Пегас внимательно изучал кривую на ленте.
— Вы думаете, что я сумасшедший? — спросил он укоризненно.
— Ни в коем случае, — завертел я головой, — я думаю, что вы гений…
— Возможно, — заколебался Пегас. — Безумцу недалеко до гения, редактор. Или наоборот. Но свет на экране выдает вашу ложь.
Разноцветные светящиеся точки на изображении мозга действительно в одном месте засверкали, точно реклама, состоящая из постепенно зажигающихся лампочек.
— Прощаю вам, — проговорил снисходительно Пегас, — Главное, я рад, что сумел вас убедить. Мой энцефалограф с легкостью фиксирует не только ту область мозга, которая в данный момент находится в возбуждении, но и раскрывает приблизительно содержание мыслей. Надеюсь, вы уже этому верите. Опыт закончен, — добавил он сухо, снял с меня шлем и включил свет.
Я был искренне рад, что все уже позади.
— Мне все еще неясна связь вашего энцефалографа с вашими опытами на живых людях. Кстати, отдаете ли вы себе отчет, что подобные опыты просто незаконны?
— Ах, редактор, редактор, я считал вас умнее! Не напрасно же я все храню в строгой тайне! А что касается моего энцефалографа, то я действую совсем иначе, чем он. Я иду обратным путем. Я ищу закономерности возникновения биотоков в коре головного мозга и способ действовать на них извне. Как видите, мне это удается…
Слова Пегаса меня разозлили.
— И все-таки я должен вернуться к основному вопросу: зачем вы вообще это делаете? Или вы хотите стать неограниченным владыкой над всеми людьми?
Пегас внимательно посмотрел на меня.
— Не увлекайтесь, редактор. К чему громкие слова? Я хочу помочь человечеству, хочу его спасти. Не больше и не меньше.
— От чего спасти, скажите, пожалуйста?
— От войны, от кошмарной, гибельной для человечества войны.
Я хотел что-то сказать, но Пегас не дал себя перебить. Его горящий взгляд был устремлен сквозь бетонную стену куда-то в пространство. Тяжело дыша, он с жаром говорил, говорил… Я еще и сегодня помню каждое его слово, каждую интонацию его голоса.
— Вас, конечно, интересует, каким путем я этого намерен достигнуть. Я открыл определенный вид гравитационных волн, которыми можно управлять, посылая их в любом направлении и на любое расстояние. Эти волны могут влиять на биотоки головного мозга, то есть на мысли человека. В этом суть моего великого открытия. Сделав его, я вначале растерялся. Я даже сам испугался возможных последствий. И вот тут-то мне неожиданно пришла в голову блестящая идея.
Моя первая задача — навсегда изгладить из человеческого мозга всякие мысли о войне. И не только мысли, но и самые затаенные воспоминания, скрывающиеся где-либо в глубине подсознания. Просто-напросто изгладить их из памяти человечества.
— А будут ли ваши таинственные лучи действовать только на эту часть памяти? — перебил я его наконец.
— Вот к этому-то я и стремлюсь. К сожалению, опыты на живых людях связаны с большими трудностями.