– Не знала, что ты готовишь. Ты становишься все сексуальнее и сексуальнее.
В этот момент он усмехнулся:
– Погоди. Я думал, что я шмекси? – он подцепил кусочек пасты в кастрюле и протянул назад, чтобы покормить Эмили.
Она взяла ее в рот.
– Шмекси? – спросила она, жуя, и немного смутилась. – Это твое новое словечко?
Обернувшись, Гэвин поднял бровь, его глаза были полны веселья.
– Нет, куколка. Оно твое с тех пор как ты перебрала с алкоголем, – он поцеловал её в макушку. – И я думаю, что это очень шмекси.
Она посмотрела на него и улыбнулась:
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, но собираюсь просто принять это к сведению.
– Умница, – сказал он, уголок его рта слегка приподнялся. – Пойди присядь, шмекси. Все будет готово через минуту.
– Шмекси, – улыбнулась Эмили. – Что ж, чем я могу помочь, мистер Шмекси?
– Отнеси это на стол, – он взял корзинку чесночного хлеба со стойки.
– Это все? – спросила она. Прошла и села за стол. – Больше нет ничего, что я бы могла для тебя сделать?
Улыбаясь, Гэвин облокотился о стойку и скрестил руки на груди.
– Как ты можешь заставить такой простой и невинный вопрос звучать так сексуально?
Нацепив улыбку, Эмили уперла руки в бока.
– Может, это дар?
Гэвин закусил губу и направился к ней. Остановившись в дюйме от нее, он прошептал ей на ухо:
– В таком случае, могу ли я его распаковать?
Дыхание Эмили стало рваным от ощущения близости его мягкого голоса.
– Сначала ты должен поесть.
– Видишь? Ты только что снова это сделала, мисс Купер. – Он поднял руку к её шее. Запустил пальцы в её волосы, и глаза его отражали – Эмили не могла ошибиться – желание. – Ты знаешь, я люблю есть… На десерт.
Жар охватил Эмили, оседая в животе. Господи, он становится почти неотразимым. Выдохнув воздух, который задерживала все это время, Эмили покачала головой:
– Вам, сэр, необходимо учиться самоконтролю.
Пытаясь проявить свой самоконтроль, но все больше концентрируясь на том, какой драматический поворот приобретает разговор, Эмили отошла и села на стул.
С легким чувством шока в глазах Гэвин смотрел на неё секунду, а затем вернулся к плите:
– Ты исчерпала весь самоконтроль, который у меня когда-либо был. – Гевин помешал пасту и добавил туда немного томатного соуса. – Но ты это уже знаешь.
Правда. Это ударило ей прямо в лицо. Она знала, что он не может контролировать себя рядом с ней, и, несмотря на то, что испытывала то же самое на самых разных уровнях, именно в этот момент она никак не могла примириться с тем, что он хочет её. Не могла примириться с собой. Вопрос разорвал воздух, прежде чем она успела задуматься о нем:
– Почему ты выбираешь меня? Ты можешь иметь любую женщину, какую только захочешь. Почему я?
Повернувшись, Гэвин нахмурился:
– Почему я не должен хотеть тебя, Эмили?
Она пожала плечами:
– Потому что во мне абсолютно ничего нет. Я слабохарактерная во стольких вещах, а ты… Ты сильный. – Эмили замолчала, поерзав на стуле. – Ничего во мне не подходит тому, что тебе нужно или чего ты заслуживаешь.
Гэвин стоял абсолютно спокойно, в его взгляде читалась решимость.
– Зачем ты все это говоришь?
– Я могу назвать еще кучу причин, почему ты не должен хотеть меня. – Она снова пожала плечами, глядя на него.
– Я не хочу, чтобы ты продолжала называть бредовые причины, почему ты думаешь, я не должен хотеть тебя, – он подошел к ней, совершенно не понимая, откуда все это взялось. Взяв её за руку, он осторожно потянул за нее, поднимая Эмили со стула. Взгляд блуждал по её лицу. – Хочешь, перечислю причины, почему ты нужна мне, Эмили? Потому что ты именно для меня. Ты необходимость. Не желание. – Ее глаза наполнились слезами, губы дрожали, и Эмили покачала головой и начала что-то говорить, но Гэвин оборвал её. Он взял в ладони её лицо и приблизил к своему. – Не уверен, что ты когда-нибудь поймешь, но я уже говорил: ты нужна мне больше, чем мой следующий вдох. С того дня, как мы встретились, с той секунды, когда мой взгляд заметил тебя, не было больше никого, достойного занять хотя бы дюйм в моей голове, – он провел большим пальцем по её губам, прислонился своим лбом к её. – Бог создал меня, чтобы любить тебя. Позволь залечить мне раны в твоем сердце. Знаю, что этой сломленной девушки не существовало до Диллана. Я отказываюсь в это верить.
Любовь выше лжи. Доверие выше подозрений. Ее сердце разрывалось и замирало, когда Эмили сделала глубокий вдох:
– Я солгала тебе, – прохрипела она, вытирая слезы.
Гэвин проглотил вдруг возникшее чувство тревоги, медленно убирая руки от её лица:
– Подожди… Что? О чем ты мне солгала?
Его взгляд прожигал Эмили, заставив её отступить назад. В голове шумело, дышать стало невозможно, а тошнота обрушилась с пугающей силой. Эмили пулей бросилась в ванную, практически налетая на привезенные коробки, расставленные по всему пентхаусу.
– Эмили, – кричал Гэвин, следуя за ней.
Она забежала в ванную, хлопнула дверью и заперла её. Она согнулась над унитазом, начались частые, сухие рвотные позывы. За последние несколько часов в желудок не попадало никакой пищи, так что ничего не выходило.
Гэвин стучал в дверь, в голосе сквозило очевидное беспокойство:
– Эмили, дай мне войти.
Еще один ужасный спазм. Эмили покачала головой и уставилась в унитаз:
– Я… Мне нужна секунда, Гэвин.
– Нет, Эмили, – резко ответил он, колотя в дверь кулаками. – Открой дверь. Сейчас же.
И хотя она слышала в его голосе беспокойство, еще была слышна властность, и она не сомневалась: если сейчас не подчиниться, он выломает дверь. Выпрямившись, она набрала в легкие воздуха и медленно подошла к двери. С таким количеством эмоций, крутящихся внутри, она не могла толком разобрать, приближается она или отдаляется. Щелкнула, открывая дверь. Слова вылетели из её рта, прежде чем Гэвин успел заговорить:
– Ты знал, что каждая третья женщина подвергается эмоциональному или физическому насилию в отношениях?
И хотя мышцы тут же напряглись, кровь ускорила бег по венам, Гэвин смотрел на неё молча.
Шмыгнув носом, Эмили кивнула:
– Но самое смешное: все начинается не так. Начинается все прекрасно, близко к тому, что ты представлял себе как что-то цельное. А потом, капля за каплей, отношения меняются, и становится любопытно: может быть, ты сходишь с ума. Ты буквально начинаешь сомневаться в своей вменяемости. В одну минуту человек, которого ты любишь – добрый и заботливый, а в следующую – он уже не такой. Первые несколько раз ты не принимаешь это во внимание, ссылаясь на то, что у него плохой день, но потом это становится регулярной моделью поведения. Человек, принимающий все это, не понимает и начинает обвинять себя.
Находясь в полной боевой готовности, Гэвин сжал челюсти и постарался, чтобы его тон был спокойным. Проведя пальцами по её щеке, он спросил низким шепотом:
– Диллан поднял на тебя руку?
Дрожа всем телом, Эмили сглотнула:
– Ты знал, что психическое насилие может заставить жертву впасть в депрессию, чувствовать страх, беспомощность, отрицать собственную ценность и быть в отчаянии? Но это не имеет значения, потому что твои чувства не учитываются, и ты не осознаешь, что никогда и не будут. Порой мучитель заставляет тебя думать, что с тобой считаются. Затем ты снова возвращаешься к мысли, что только ты в этом повинна, не они. Но обычно твои потребности и чувства, если у тебя вообще есть чертова смелость показать их – а у большинства женщин нет – игнорируются, высмеиваются, сводятся к минимуму и отбрасываются. Тебе говорят: ты слишком требовательна или с тобой что-то не так. По сути, тебе отказано в праве чувствовать… Вообще что-либо.
Истерически рыдая, Эмили направилась в гостиную. Сев на диван, она посмотрела на Гэвина, вошедшего следом за ней, его взгляд был прикован к ней.
– Иногда ты отдаляешься от друзей или тех, кого любишь. Порой даже не позволяешь себе с кем-то дружить. Несмотря на то, что ты отдала человеку свое сердце и душу, его поведение становится таким непредсказуемым, что ты будто ходишь по минному полю. Но ты продолжаешь любить, потому что он не был таким, когда вы встретились, и твоя вина кажется такой очевидной. Затем – здесь приходит самая истеричная часть и вообще то, насколько искаженной становится вся ситуация – ты начинаешь придумывать оправдания его непростительному поведению в попытке убедить себя, что все нормально. Фактически, ты пытаешься изо всех сил убедить себя, что только ты заставила его стать монстром, в которого он превратился.