— Конечно, — согласился Федор. — Раньше бы начать укорачивать спесь фюрерскую, так до большого б кровопролития и не дошло.
— А ты как думаешь? — спросил у меня Василий.
— Думаю, что с уродом в семье надо справляться силами этой семьи. Тем более если урод не скрывает своих намерений. Даже у диких племен было правилом: «Вождь отвечает за племя, племя отвечает за вождя».
— Ты считаешь, что Гитлера должны были урезонить сами немцы? — спросил Федор. — Но ведь за его спиной…
Я рассердился:
— Это уже надоело. «Он был ставленником денежных воротил… Его поддерживали круппы и К°… Трудовые массы были одурачены…» Миллионы одураченных умов! Какова же им цена? Одурачить можно с помощью обмана. Но если вождь открыто призывает к захватам, к уничтожению целых народов…
— Все это сложно, — примиряюще сказал Василий.
К нему присоединился Федор:
— Разве среди немцев не было борцов против фашизма?
— Были, — не сдавался я. — Но это опять же меньшинство. А большинство как оправдает себя?
— Черт с ним, с Гитлером, — прервал мою горячность Василий. — Мы ведь говорим просто о жестокости. Как о свойстве натуры, что ли. Есть люди добродушные, есть даже до наивности простые, а то вдруг — жестокие, даже кровожадные… Откуда бы это?
В самом деле: откуда?
Кто ответит на этот вопрос?
Для меня всегда было загадкой, почему человек не всегда человек. У него столько возможностей по-доброму, высоко и даже величественно раскрыть себя. Самый простой и тот мог бы становиться мастером, творцом, философом, открывателем (это значит тружеником и тружеником) и соревноваться в любви к своему делу, к земле, к природе… Только прояви простейшее человеческое в себе. Ведь именно для этого и работают клетки мозга! Неужели природа могла предназначить их для чего-либо другого?
Да еще для низменного?!
Нет, их биологическое и всякое другое назначение, бесспорно, высокое. Все в том самом духе: человек — это звучит гордо!
И вдруг… Мозг — высшая материя, созидатель и пестователь! — становится разрушителем и убийцей.
Какое двуличие этой самой клетки!
Мыслящей клетки!
Выходит, изощряться в зверствах (я опять вспомнил рассказ Федора о повешенных бандеровцами председателе и его жене) тоже ее назначение? Но понять и тем более оправдать это не по силам тому же — только нормальному! — мозгу. Значит, жестокость — это патология.
И я сказал Василию:
— Жестокость — это слабоумие. Только природа его не физиологическая, а нравственная. Поражены не клетки, а само мышление.
— Как, как ты говоришь? — переспросил Федор. — Поражено мышление? А оно что — реальность? Телесное что-либо?
— А смерть — реальность? — не отступал я.
— Разумеется.
— Но ведь к смерти, к преднамеренным и даже садистским убийствам например, может приводить определенным образом направленное мышление. Выходит, реальное возникает из ничего?
— Нет, конечно.
— Но разве можно такую направленность мышления считать здоровой? Это же бесспорная болезнь. И она страшнее всех раковых заболеваний!
— Эк он меня припирает, — шутливо кивнул Василию Федор. И хотя он улыбался, я видел и был уверен, что задумчивость и сомнение не покинули его.
То же самое, казалось мне, было написано и на лице Василия. Он торопливо потянулся к графину, в котором мать поставила нам водку, медленно и долго наливал нам, потом себе и, поставив графин на место, но не притронувшись к стакану, сказал:
— Говорят, за время существования человечества историками зарегистрировано четырнадцать с половиной тысяч войн. И получается, что самый древний университет на Земле — это университет жестокости.
— Да. Но характерна ли жестокость, скажем, для русского солдата? — поспешно и горячо отозвался Федор. — В любых обстоятельствах! Даже если он участвовал в неправой войне. Бывало такое при царях… Значит, корень корней все же где? В самом человеке!
— Пожалуй, — согласился Василий.
— А еще точнее, в том, — продолжал Федор, — каков этот человек искони. Какими началами в себе самом он дорожит. Какими сделали его и труд, и прошлое — вся история отеческой земли. Душевно, нравственно, мне думается, каждый нормальный человек как бы слепок со своего народа. И сколько мы, каждый из нас, может найти подтверждений этому! Да вот хотя бы такой случай…
Я до сих пор в подробностях помню этот рассказ Федора.
45