Фейт улыбнулась, на этот раз шире, и притянула его к себе за белую футболку с V-образным вырезом. Теперь уже она целовала его. Оторвавшись от него, она повторила:
— Я чувствую.
— Я тоже чувствую.
Фейт мягко покачала головой. Она не имела в виду ощущение его мягких губ на своих. Она говорила о чём-то другом. Внезапно Дилан понял, о чём.
— Второй пульс? Ты уверена?
Фейт с улыбкой кивнула и притянула его к себе.
— Обними меня снова, — сказала она. — Мне нравится, когда ты меня обнимаешь.
Дилан поднял её с кровати, отметив, как мало она весит. Ей нужно время, чтобы восстановить силы.
— Мои поцелуи волшебны, — сказал Дилан. — Ты точно уверена, что это второй пульс? Может, это просто я вызываю в тебе эти чувства.
Фейт подумала о том, что такое второй пульс: ничто в мире не может причинить ей вреда. Она посмотрела Дилану в глаза и задумалась, не включает ли это в себя поцелуй. Она взяла его руку и направила к своей шее, прижав его пальцы к шву под подбородком. А затем сосредоточилась на своём втором пульсе, который бился всё сильнее внутри нее. Дилан почувствовал первый пульс, сильный и ровный, а сразу за ним — как тень, второй, более мягкий, но его наличие не вызывало сомнений.
— Мередит будет очень довольна, — сказал он.
— Давай пока не будем ей говорить. Мы можем ещё полежать?
Дилан силой мысли закрыл дверь в комнату и выпустил Фейт из рук, осторожно опуская её на маленькую койку. Развернулся сам и лёг рядом с ней, а Фейт коснулась пальцами мягкой части его шеи, ища пульс.
Грядут тяжёлые времена, что станут испытанием их преданности и потребуют раскрыть силы до предела. Но сейчас они лежат вдвоём, думая друг о друге, на краю разрушенного мира.
Неделю спустя Фейт сидела на той же самой кровати ясным ранним утром. Она была не одна — её руку раз за разом протыкали иглой. Уже сделали два круга вокруг её предплечья, и теперь подошли к самой трудной части.
Фейт была рада, что Глори[6] — одна из них, что она переехала вместе с скитальцами.
— Уже почти конец цепи, — сказала Глори. — Последняя часть будет самой болезненной.
Игла деловито жужжала, делая свою работу на ладони Фейт. Это было чувствительное место, как и на задней стороне её ног.
— Везде больно, Глори. Поэтому я это и делаю.
— Если будешь так говорить, то рано или поздно добьёшься настоящего вреда.
Фейт совершенно случайно обнаружила свою собственную слабость. Тот факт, что игла вообще могла проникнуть в её кожу, был загадкой. У неё ведь есть второй пульс. Он должен защищать её от всего, что может причинить ей вред, но игла входила и выходила; миллионы маленьких ударов боли были реальны. Она гадала, найдёт ли в конце концов острый кончик ножа путь к её сердцу.
— А предыдущие две, они ведь были по другим причинам, не так ли? — спросила Глори. Глори впервые сделала татуировку на полностью видимой части тела Фейт. Вокруг предплечья Фейт обвилась цепь, опутанная плющом. Они подошли к самой тяжелой части молота — металлическому шару. Глори продолжала наносить чёрный цвет, водя иглой по кругу и стирая излишки чернил.
— Почему ты не уехала в Штат? — поинтересовалась Фейт, игнорируя вопрос Глори.
У Глори была своя история, но об этом в другой раз.
— Там понятия не имеют, что со мной делать.
Фейт тихо рассмеялась, поморщившись, когда Глори снова начала работать иглой. Она остановилась на мгновение, выключила машину и уставилась на Фейт.
— Если уж берешь молот, надо быть готовой пустить его в ход.
— Я готова, — сказала Фейт, вытягивая руку и сжимая её в кулак. Остаточная боль от иглы прокатывалась по коже вверх и вниз. — Я знаю, для чего он нужен.
— И для чего же? — спросила Глори, хотя уже знала ответ.
— Для убийства. Молот предназначен для убийства.
Мысль о том, что она сможет выдержать столько ударов, сколько сможет нанести Клара Квинн, опьяняла.
После этого они обе притихли, прислушиваясь к жужжанию татуировочной машинки.
Через час Фейт вышла с перевязанной рукой. До «Six Flags» было рукой подать, и вид всех этих американских горок опечалил девушку. Вода плескалась у её ног, пока она шла до аттракциона, который искала. Он назывался «Апокалипсис» — старая деревянная конструкция, которая когда-то приводила в восторг подростков в солнечные калифорнийские выходные. Теперь аттракцион разваливался на части. Одна из секций обрушилась, но самая высокая точка «Апокалипсиса» уцелела. Фейт взлетела и села на рельсы, свесив ноги через край.
Она подумывала просто выбросить письмо. Что хорошего в том, чтобы пережить ещё одну волну чувств, с которыми она не хотела иметь дело? Она исцелялась, становилась сильнее. Она не видела смысла жить прошлым. Но письмо так и не смогла выкинуть. Она была обязана хотя бы прочитать то, что оставили её родители, как бы это ни было больно. Поэтому она разорвала конверт, убрала его в задний карман и развернула лист. Она читала быстро, чтобы поскорее закончить.