— Послушайте, — продолжил Карпов, — вы ведь умный человек — это видно. Неужели не допускаете, что рассказ действительно плох? Ведь это первая проба пера, как я понял. Помилуйте, ни один даже самый великий писатель не публиковался с первого раза.
— Дело не в том, плох рассказ или хорош. Попав на ваш стол, он просто канул в Лету. Как будто его никогда не существовало.
Геннадий Иванович недоверчиво посмотрел на собеседника.
— Вы хотите сказать, автору не ответили? Но мы не обязаны…
— Я хочу сказать, что вы даже не прочли этот рассказ.
— Такого не может быть. Все поступившие рукописи регистрируются. Они получают входящий номер, а после того, как рецензент дает заключение, в журнале делается отметка…
— Или по прошествии пары месяцев Лена сама вписывает в соответствующую графу «В публикации отказано», если до тех пор рецензент не сообщил иное. Разве не так?
Геннадий Иванович остолбенел. Откуда Орлов знает такие подробности? Впрочем… понятно. Для подобного мужчины Лена готова на все.
— Иногда это случается, — нехотя согласился Карпов. — Вы не представляете, какой вал корреспонденции проходит через наши руки. Хотя почему? Вы же видели мой стол. Не удивительно, что какие-то письма могут… затеряться. Но это совершенно исключительный случай. Если вы уверены, что с вашим… то есть, с рассказом Михаила Петровича произошло нечто подобное, я от имени журнала приношу вам и ему свои искренние извинения.
Карпов готов был к тому, что его покаяние будет сочтено недостаточным. Но на лице Орлова вообще не дрогнул ни один мускул. Геннадий Иванович занервничал. В конце концов, он здесь один в чужом доме…
— Послушайте, давайте сделаем так. Раз уж я все равно здесь, мы прямо сейчас посмотрим рассказ — ведь текст у вас наверняка есть. И если там не совсем безнадежно, — Карпов мысленно обругал себя за невольно вырвавшуюся фразу, — обещаю вместе с Михаилом Петровичем бесплатно поработать над ним, чтобы довести до ума.
— Это невозможно.
— Невозможно? Почему?
— Михаил Петрович умер.
Карпов замер.
— Приношу свои собо… — Он вдруг похолодел. — Вы ведь не хотите сказать, что эти события…
— Михаил Петрович скоропостижно скончался от инфаркта. У него было слабое сердце. Накануне он сказал сыну, что больше не будет писать.
Настенные часы, чуть слышно отбивавшие ход, внезапно остановились для Карпова.
— Поэтому у меня к вам встречное предложение, — сказал Орлов.
— Какое?
— Я предлагаю вам самому побыть в шкуре автора. Написать и опубликовать рассказ. Но не под собственным именем, а под псевдонимом. Пусть ваше имя не слишком известно, в профессиональных кругах его знают, а в этом случае качество текста часто отходит на второй план. Во избежание случайностей вам дается три попытки. Если хотя бы один из трех рассказов одобрят в печать — будем считать, вы прошли испытание и искупили вину. Разумеется, необходимо полностью исключить возможность использования личных связей, поэтому вы, как мы и договаривались, проведете три месяца… или меньше — если положительный ответ поступит раньше — в этом коттедже. Здесь нет Интернета, не работает мобильная связь…
— Что за чушь? — вырвалось у Карпова. — Какие рассказы? Я не пишу рассказов. Я литературовед.
Орлов оставил его эмоциональный всплеск без внимания. Часы с кукушкой на стене отбили очередные полчаса, но и после этого комментариев не последовало.
— Понятно. Ваше предложение, как я понимаю, из категории тех, от которых невозможно отказаться? — уточнил Геннадий Иванович.
— Вовсе нет. Решение принимать вам.
— И что будет, если я с ним не соглашусь?
— Вы умрете.
Орлов произнес это таким будничным тоном, что смысл фразы не сразу дошел до Карпова. Но даже когда он осознал истинное значение произнесенных слов, то не смог в него поверить и спросил:
— Вы хотите сказать, что вы меня… убьете?
Лицо Геннадия Ивановича приобрело странное выражение. Видимо, потому, что одна его половина выражала недоверие, а вторая — страх.
— Я? Что вы! Конечно нет.
Карпов заметно перевел дух. Как выяснилось — преждевременно.
— Для этого есть специально обученные люди, — будничным тоном добавил Орлов. — Каждый должен заниматься только тем, что умеет делать по-настоящему. Вы со мной согласны?
Геннадий Иванович не смог ответить. Мышцы его лица, только что выражавшие недоверие, присоединились к тем, которые отвечали за страх. Карпов смотрел на Орлова так, будто видел его впервые. И не мудрено. Еще неделю назад он знать не знал этого человека. Сейчас Геннадий Иванович многое отдал бы за то, чтобы не знать его вовсе. Но такую возможность он упустил…