Но я снова не позволила прозвучать ненужной фразе.
– А почему вообще ее убили, как ты думаешь? У нее были какие-нибудь враги?
– Здрасте! – возмущению моей француженки не было предела. – Я ей, значит, битый час уже рассказываю про наследство, а она – на тебе! Почему убили… А сама не догадываешься?
– Думаешь, из-за этого дома? – с большим трудом догадалась я.
– Ну а из-за чего же еще? Думаешь, мало сейчас такой коттедж стоит? Это же целое состояние!
– Но ведь ты сама говорила, что продать его нельзя? Майорат и все такое…
– Смейся, смейся… Ну и что, что продать нельзя? Его в аренду можно сдать, под офис, или гостиницу там устроить. Там знаешь какой домина!.. Это он раньше, при крепостном праве да при коммунистах, когда выделяться нельзя было, тогда да, тогда действительно… там и посмотреть не на что было. Так себе, сарай деревянный. А потом его перестраивали несколько раз, и теперь он знаешь какой… Да если просто часть его жильцам сдавать, и то всю жизнь безбедно прожить можно. Продать нельзя… нашла тоже… проблему.
В общем, моя подруга так же, как и я, склонялась к мысли, что девушку убили из-за наследства, и в этом не было ничего удивительного. Удивительным было поведение самого наследника и предполагаемого убийцы, то есть господина Зеленского. Лена не знала о его существовании, и убийца представлялся ей некоей гипотетической личностью, которая в своем стремлении овладеть вожделенным наследством не останавливается ни перед чем. Но я-то была знакома с Зеленским лично, и более того, знала даже о некоторых предварительных движениях, которые он предпринял еще до того, как девушку убили. Поэтому меня больше всего интересовал вопрос о том, были ли эти движения некой хитроумной комбинацией, направленной на то, чтобы замаскировать его причастность к убийству, или, обращаясь ко мне, он действовал без всякой задней мысли.
Впрочем, Лену я посвящать во все это не планировала. Ни к чему это. Высказаться по делу она все равно не сможет, а только разволнуется опять и наговорит с три короба всякой эмоциональной ерунды. Гораздо полезнее будет побеседовать с ней на темы, в которых она может оказаться компетентной и по которым сумеет сообщить мне интересную информацию.
– Послушай, а вообще ты не замечала чего-нибудь странного, общаясь в последнее время с этой своей Наташей? Может быть, она нервничала или боялась чего-то? Не думаешь, что ей могли угрожать?
Надо было видеть ту серьезнейшую работу мысли, которая сразу отобразилась на лице моей подруги. Тщательно все обдумав и взвесив, она наконец-то вынесла резолюцию:
– Нет, не думаю. Не нервничала, общалась со всеми как обычно. Не думаю… нет.
– Что ж, значит происшедшее было для всех полной неожиданностью.
– Еще какой! Вот поэтому-то я и хотела тебе сказать, не возьмешься ли ты за поиски убийцы?
На этот раз я не успела опередить свою подругу, и она произнесла-таки роковую фразу. Приходилось что-то отвечать. Но так просто сдаваться я не собиралась.
– Но ведь расследованием наверняка уже занялась полиция…
– У-у-у! Полиция… это когда еще они… А ты у нас умница, работаешь оперативно. Ты его в минуту расколешь. А, Тань? Ну, сама подумай, кто еще сможет восстановить справедливость? Ведь Наташка – сирота, никого у нее нету… кто там, в этой полиции твоей, будет надрываться, чтобы ее обидчиков наказать?
Как я и предполагала, Лена давила на мои гражданские чувства, нимало не заботясь о том, что я, собственно, такая же посторонняя этой «сироте Наташке», как и «эта моя полиция». Я-то почему должна надрываться? И главное – бесплатно.
Впрочем, не желая обидеть свою подругу, я не стала затрагивать вопросы финансирования. Просто сказала, что сейчас занимаюсь одним делом и совсем не имею времени, а как только закончу…
– А когда ты закончишь? – немедленно поинтересовалась Лена.
– Да вот буквально… дня три-четыре еще… Мне там совсем немного осталось. А тогда уж…
– Ну ты давай, не тяни. Убийца, он ведь тоже ждать не будет. Заметет следы, ищи потом его, свищи.
Снабдив меня этим ободряющим напутствием и пообещав через неделю позвонить, подруга допила последний глоток кофе и удалилась.
Она ушла, а я осталась, причем осталась в положении таком неопределенном и двусмысленном, в какое давно уже не попадала.
«Шустрая, прямо как мотоцикл, – с досадой думала я, злясь почему-то на Ленку, которая в общем-то меньше всего была здесь виновата. – Пришла, значит, озадачила и убралась восвояси! Сейчас идет, наверное, и с чувством выполненного долга думает, какая она молодец – позаботилась об убитой подруге. А вот о моем гонораре, интересно, кто позаботится? И, главное, указывает еще… Тяни, не тяни… как будто я в бирюльки здесь играю. Черт бы их всех побрал!»