Боже мой! Настя догадывалась, что окунется в ужас, в мрак, но чтобы в такую бездонную черную пропасть? Фашисты уничтожали ни в чем неповинных людей руками предателей, всякой сволочи, которая в войну выползла из всех щелей...
Настя написала свой материал так, что в нем при всем желании нельзя было найти и намека на оскорбление национальных чувств. И она беспощадно назвала палачей - палачами, карателей - карателями, садистов - садистами, какой бы национальности они ни были и какие бы мундиры - наспех скроенные по эссесовским образцам - они ни носили. Ее выводы были однозначными: да, массовые репрессии со стороны тотального режима были, но было и другое массовые зверства тех, кто прикрывался, как флагом, "национальными идеями". "Кажется, не тех отправлял в лагеря Сталин, - писала Настя. - Если заключенные из лагерей умоляли послать их на фронт защищать родину, а другие, благополучно избежавшие репрессий, соревновались, кто больше наколет на штыки еврейских младенцев". К материалу своему она приложила список "национальных" формирований, созданных немцами.
Статья произвела впечатление разорвавшейся мощной бомбы. Номер газеты мгновенно исчез из киосков.
Позвонил Фофанов и сказал, что происходит черт знает что. В редакции не умолкают телефоны - сыпятся грязные оскорбления и угрозы. Слава Богу, милиция сориентировалась и к редакции "пришвартовались" два автобуса с омоновцами. Позвонил посол одной соседней державы и заявил, что его народу нанесли оскорбления и он будет протестовать. "Я ему сказал, что если назвать бандита бандитом - это оскорбление для народа, то пусть он валит подальше", - угрюмо сообщил Фофанов. "Молодец", - одобрила Настя.
- Наши демократы, - уныло сказал Фофанов, - требуют собрать редколлегию и привлечь меня к ответственности.
- Кто да кто?
Фофанов назвал десяток фамилий редакционных горлопанов, державших в стране всех тем, что в любую минуту могли объявить человека коммунягой, тайным агентом КГБ и т.д.
- Держись спокойно и хладнокровно, - посоветовала Настя. - Хотят редколлегию? Они её получат. У вас, как и раньше, такие сборища в одиннадцать? И по обычной схеме?
- Да. Оценка вышедшего номера, информация о следующем.
- Скажи этим придуркам, что не видишь необходимости в чрезвычайной редколлегии, все можно рассмотреть завтра, в одиннадцать.
- Настя! - взвыл Фофанов. - Да они же меня растерзают!
- Я приду на редколлегию, Фофанов. Вели поставить стул для меня рядом со своим. Но для кого он - никому ни звука. Скажи, родной мой, у тебя хоть есть в редакции люди, которые тебя поддерживают?
- Конечно, их немного, но они есть. Хотя, как понимаешь, сейчас запуганы.
- Позаботься, чтобы все они были на редколлегии. До завтра...
Настя написала на листке список фамилий бывших сотрудников газеты, перешедших на работу в "Африку". "Предупреди Лисняковского и Кушкина, пусть будут в приемной, они мне понадобятся", - сказала Нине. Позвонила каждому из них, кто был у неё в списке... Выглянула в приемную и пригласила к себе Кушкина и Лисняковского.
- Вы, Михаил Иванович, немного посидите, подождите. А вы, господин Лисняковский, должны проявить разворотливость. Вот список... У каждого из этих людей есть акции "Российских новостей". И у каждого из них сегодня, подчеркиваю - сегодня - вы должны получить доверенности, предоставляющие мне право полностью распоряжаться их акциями. С ними я уже переговорила возражающих нет.
Невозмутимый Лисняковский взял списочек, положил его во внутренний карман пиджака, встал с кресла:
- Так я-таки пошел?
- С Богом, - напутствовала его Настя.
- Утверждают, что Бог у нас один, - позволил себе улыбнуться господин Лисняковский, который в свое время утаил свою национальность, а теперь при случае напоминал о ней.
Кушкин выжидающе посматривал на Настю. Она сказала: "Еще один звонок..." И набрала номер телефона Марии Никитичны, заведующей справочной библиотекой газеты.
- Мария Никитична! Нет сейчас времени объясняться с вами в любви, но вы ведь знаете, как я к вам отношусь... У меня к вам совершенно конфиденциальная просьба... Я вам назову десяток фамилий журналистов газеты, а вы по каждому из них дайте мне справочку, что он опубликовал за последние двенадцать месяцев: дата публикации, название материала, количество строк, адрес...
- Что, Настенька, пытаются поджарить тебя? - доброжелательно спросила Мария Никитична. - Тут в кофейне чуть ли не митинг идет.
- А члены редколлегии? - поинтересовалась Настя.
- Сидят в кабинетах и не высовываются. Так когда тебе эти сведения надо?
- Сегодня, максимум к семнадцати.
- Хорошо! Пусть придет ко мне Нина Геннадиевна. Такие сведения я передам только из рук в руки.
- Я ваша должница, Мария Никитична.
Настя повесила трубку. Она спросила у Кушкина, не без любопытства наблюдавшего за её действиями:
- Мне хотелось бы услышать твое мнение о том, как работает наш новый коммерческий директор госпожа Заболотина.
- Отлично работает, - не задумываясь, ответил Кушкин. - Умная, инициативная. Пашет почище трактора, дважды ей повторять ничего не надо. Со многими крупными фирмами у нас уже подписаны контракты на реализацию нашей продукции. Другие, как мне известно, сами ищут контакты с нею. Мы, Анастасия, можем не беспокоиться - наши книги и альбомы выходят на рынок, не залеживаются. Даже удивляюсь, почему она в газете была так долго на каких-то десятых ролях...
- Мнения совпадают, - согласилась с ним Настя. И рассмеялась:
- Русские женщины они такие - умеют все делать... с энтузиазмом, если у них появляются для этого возможности. Теперь слушай меня внимательно, мой верный друг. Мы пойдем на эту редколлегию, как говаривали в вашей "конторе" в усиленном составе: я, ты, Артем, Никита, Люся, Римма... Парням скажи, чтобы пиджачки расстегнули, да так, чтобы видны были их пушки. Смотри сюда...
Она взяла лист бумаги, нарисовала овал, поставила нолики, прямоугольник, кружочки.
- Это Овальный зал редколлегии. Точно посередине прямоугольник - это стол редколлегии. Вместе с Фофановым я буду сидеть вот здесь... Вдоль стен по всему овалу - три ряда стульев для журналистов. Значит так... Входим... я занимаю место рядом с Фофановым. Ты садишься за моей спиной у стены. Никита и Артем, соответственно справа и слева, примерно по центру. Общая задача: чтобы мне случайно не бабахнули в спину. Частная задача для Артема и Никиты: следить, чтобы мои распоряжения безусловно выполнялись.
Кушкин проговорил:
- Захват? Угроза оружием?
- Ни то, ни другое, - ответила ему Настя. - Оружие совсем необязательно обнажать: эти демократы только заметив его, накладут в штаники. Захватывать же то, что мне и так принадлежит, нет необходимости. Ну как, сделаешь?
- Ты хозяйка, Настасья. Заказала музыку, мы её исполним. Пошлые слова о том, кто за что отвечает, я произносить не буду.
- Вот за это я тебя и люблю, товарищ Кушкин Михаил Иванович. И проследи, чтобы на редколлегии были Люся Заболотина и Римма.
...Ровно в одиннадцать они вошли в Овальный зал. Парни выглядели отлично: крепенькие, неторопливые, из-под расстегнутых пиджаков выглядывали рукояти пистолетов. Одним словом - мужчины. Люся и Римма улыбались знакомым. У Насти в руке была папка.
- Начинай редколлегию, Юрий Борисович, - сказала она.
- Это насилие! - завопил кто-то из зала.
- Где вы его видите? - поинтересовалась Настя.
Она раскрыла свою папку, полистала листочки.
- Вот документы, подтверждающие, что мне принадлежит пятьдесят один процент акций газеты. Вот доверенности нескольких журналистов, передавших мне право распорядиться их акциями. То есть у меня сейчас в руках документы на шестьдесят процентов акций. Это может означать лишь одно - эта газета принадлежит мне.
В зале застыло гробовое молчание. Такого поворота событий даже в дурном сне никто не ожидал.
- За последние месяцы я дала газете значительные суммы денег. Все-таки это моя родная газета и я хотела поддержать её. Деньги ушли в песок. Мне хорошо известно, что в редакции до сих пор господствует коммунистический принцип... - Настя сделала длинную паузу, - получать, ничего не делая. Мне известно также, что здесь попираются принципы свободы слова и право журналистов высказывать свою точку зрения, гарантированные Законом печати. Даже мне пытаются зажать рот. Пример тому - реакция на мою только что опубликованную статью.