— Не срисовывай с меня портрет! — прикрикнула на неё Настя.
— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла Кэтрин.
— Никак не привыкну, что у тебя… одностороннее знание русского языка. Так говорят братки, когда думают, что кто-то хочет проникнуть в их тайные мысли.
— А кто такие «братки»?
— Ладно, оставим уточнения, а то никогда не выберемся из сленговых дебрей.
Они были вдвоем в кабинете Кэтрин.
— Анастасия, — искренне сказала Кэтрин, — я говорила уже и могу повторить еще: ты — мой босс, мне нравится работать с тобой, я получила из твоих рук интересное дело. И я хочу быть уверенной, что это не на день и не на год. Так что твое самочувствие для меня важнее даже моего собственного… Хороших боссов берегут, как солдаты отцов-командиров.
Она, наконец, решилась спросить то, о чем уже догадывалась:
— Кто он тебе, этот бывший полковник?
— Мой первый настоящий мужчина… Именно он сделал меня женщиной… Но жизнь поставила нас у барьера… Ты понимаешь?
— Да, — тихо сказала Кэтрин. — Это я понимаю. И упокой, Господи, душу его…
Настя почувствовала, что на неё снова накатываются волны отчаяния, черной тоски. На её счастье в кабинет вошли Кушкин и Жак Роше.
— Дорогие дамы! — приподнято провозгласил Жак. — Торжественный обед ждет нас! Все уже отправились в ресторан. Прошу и вас, дамы, экипаж подан.
«Экипажем» оказалось его «Рено» — достаточно вместительная машина, чтобы всех их принять в свое нутро.
Обед прошел великолепно. Французы четко соблюдали этикет. Настю усадили во главе стола, Кэтрин села рядом с нею справа, место слева предполагалось, очевидно для Кушкина, но Настя указала на него Жаку Роше. Тот даже покраснел от оказанной ему чести.
После первых тостов — за процветание «Африки», её Парижского отделения, за здоровье госпожи Генерального директора — отдельно, и всех московских гостей вместе, разговор стал общим, за столом объяснялись не только словами, но и жестами. Французы блистали остроумием, во всю веселилась Нинка, обаятельным собеседником оказался Лисняковский, прекрасно знающий английский.
Под шум и гам Настя тихо сказала господину Роше:
— Жак, позвольте мне называть вас по имени, я приглашаю вас к себе на работу.
— Кем? — Роше ожидал подобного разговора.
— Естественно, юристом. Но не Парижского отделения, А всей моей фирмы. Мы намерены развивать очень широкое международное сотрудничество и мне нужен юрист, который свободно чувствует себя в Европе, знает бизнес, его подводные течения. Не скрою, я советовалась с президентом вашего банка. Он характеризует вас как прекрасного специалиста и очень честного служащего. Не очень охотно, но президент дал свое согласие, если вы не будете возражать. И я знаю, почему…
— Любопытно, — господин Роше был весь внимание.
— Я скажу, но при одном условии. Если вы не будете работать на меня — забудьте об этом немедленно.
— Согласен.
— Ваш банк намерен вложить деньги в некое общее для нас дело. В какой форме, как и на что — наши дела. И банк хочет иметь в фирме своего человека. Это нормально. Тем более, что я и впредь намерена вести дела чисто и честно.
— Что же, вы разъяснили все предельно ясно. Предпоследний вопрос: сколько я по-вашему стою? То есть сколько вы намерены мне платить?
— А что вы зарабатываете сейчас, в банке?
— Вместе с премиальными?
— Естественно. Но мне нужна не годовая цифра — среднемесячная. Мы, русские, отталкиваемся от этого.
Господин Роше достал записную книжку, стал считать. Кэтрин глаза вывернула, наблюдая за их беседой, вся изныла от волнения, но молчала, демонстративно пытаясь кокетничать с Кушкиным.
Настя знала, что каждый разумный человек на Западе имеет такую записную книжку, куда заносит все свои доходы и расходы. Вплоть до стоимости пачки сигарет в день. Теперь их стали заменять электронными блокнотиками, но Жак Роше, очевидно, ещё не достиг такой степени благополучия.
Наконец, господин Роше закончил свои подсчеты и сообщил их Насте. Она тоже кое-что посчитала в уме и сказала:
— Я даю на пятнадцать процентов больше.
— Вы серьезно?
— Вполне. Мне не нужны дешевые служащие. Они будут, как у нас говорят, косить в сторону, стараться заработать где-то еще, мечтать о лучшем месте… А я хочу, во-первых, иметь первоклассных специалистов, и во-вторых, чтобы они дорожили работой со мной. Я понятно говорю?
— Звучит очень убедительно.
— Президент вашего банка и я — мы в прекрасных отношениях. Готова признать, что в делах он на несколько голов выше меня. И если он дал вам весьма лестную характеристику — значит, это так и есть.