Жак Роше был в некотором смятении, он услышал о себе слова, о которых и не мечтал. В своем банке он занимал вполне рядовую должность и вот… Сам президент рекомендует его этой ухватистой, напористой русской даме, о сумме на счету которой он был прекрасно осведомлен. Во Франции есть немало богатых наследниц, которым неизвестно что достанется и когда, но есть всего лишь десяток дам, ворочающих такими делами. А эта ещё и очаровывает своей непосредственностью: не жмет, не цедит слова, а разговаривает с уважением, как с равным. И ведет себя, как истинная русская леди, как о них пишут в книгах: делает ему предложение, от которого зависит его будущая жизнь, а сама потянулась к рюмке, опрокинула её и не поморщилась…
— Я буду честно работать на вас, мадам, — взволнованно сказал Жак Роше.
Настя встала и по русскому обычаю постучала ложечкой о фужер, требуя тишины.
— Господа! Позвольте представить вам советника по международным вопросам Генерального директора Издательского дома «Африка» господина Жака Роше.
Раздались аплодисменты — Жак был действительно привлекательным и симпатичным в общении парнем. Он встал и поклонился. Кэтрин глуповато хихикнула:
— Увела из-под носа…
— Господин Роше будет постоянно находиться в Париже, я надеюсь госпожа Стоун выделит приличный кабинет, но ему придется выполнять работу для всей «Африки». Что же, как говорят у нас в России, прошу любить и жаловать.
Настя пожала Жаку руку, а когда они сели, спросила:
— У вас был последний вопрос…
— О, мадам, вы все помните… Я хотел спросить, не помешает ли мне совместная работа сделать предложение госпоже Стоун?
— Что вы, Жак! Ни в коей мере! Рада за Кэтрин — она моя подруга.
— Я счастлив, мадам! — заявил Роше и голос у него действительно дрогнул от волнения.
…Пришло время ехать в отель, выносить чемоданы, и мчаться в аэропорт. Французы решили, что они все отправятся провожать московских гостей.
«Хочу в Москву, — твердила про себя Настя. — Хочу в Москву».
Личные обстоятельства в смутное время
Прокатилось золотым, круглым солнышком лето, порадовала невиданным обилием яблок и грибов осень, отцвела тюльпанами весна. Дни мчались, как лихая тройка по укатанной дороге. Настина «Африка» крепко держалась на ногах, она была неким островком стабильности в разболтанной, расшатанной и впадающей в истерику от отчаяния России. Страну штормило, она стонала под жгучими ветрами, её сотрясали политические бури. Падали под пулями бизнесмены, банкиры, криминальные авторитеты и просто случайные люди. Иногда, для разнообразия, их разносили в клочья взрывчаткой. Бунтовала строптивая Чечня, ободренные её примером регионы диктовали волю центру.
«Смутное время», — говорил Насте Кушкин. «Волчье время», — отвечала ему Настя. Но если раньше «на охоту» выходили волки-одиночки, отчаянные от собственной смелости, то сейчас на беззащитную, растерянную от всего с ней случившегося страну налетали волчьими стаями.
Менялись правительства, говорливые деятели пересаживались из одного министерского кресла в другое: колода из двух десятков козырных «королей» неустанно тасовалась чьими-то цепкими руками. И никто уже никому и ни во что не верил — в безверии тонули самые благие намерения. «Короли» не вылезали из экранов телевизоров, изредка взбрыкивали, делали «заявления» для публики. Но все знали, что сражаются они за себя, за интересы своего бизнеса. Впервые за всю современную историю в России объявились люди с миллиардными капиталами. В долларах.
Уже несколько лет разворовывали страну и никак не могли разворовать — крепко строили большевики.
Взлетали цены и валился набок рубль, росли налоги и спецназ разрастался до непостижимых размеров. В каждом переходе метро на каждом углу сидели попрошайки. И они тоже воевали между собой — за выгодные места, где больше подадут. В потоках машин девушки катили коляски с безногими дружками — изредка из роскошного «мерса» протягивалась рука и совала серебряную кругляшку — рубль.
Однажды протянув руку за подаянием, Россия её так больше и не опускала — жила чужой милостыней и из милости чужих.
Обрюзгший «патриарх», о котором на Западе писали, что у него, кроме больного сердца, печени и ещё чего-то — прогрессирующий атеросклероз, делал грозные заявления, грозил пальчиком и раздавал ордена.
Те, кто развалил страну, обвиняли в этом кого угодно, только не себя — они очень хотели быть пророками и спасителями Отечества.