— Спасибо, что возишься со мной.
— Перестань, — отмахнулась улыбкой я. — Мне посидеть рядом с тобой не составляет совершенно никакого труда.
Ответная улыбка Петра была искренней. Его взгляд потеплел.
— Можно задать вопрос? — проиграла в борьбе с любопытством. — Личный.
Дворецкий насторожился, но кивнул в знак согласия.
— Ждана — она твоя…
Я замялась, пытаясь подобрать нужное определение. Девушка? Любовница? Жена? Приятельница? Знакомая? Возлюбленная?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты звал ее, — смутилась я под его тяжелым, пристальным взглядом. — Когда был в бреду.
Я же до сих, как наяву слышала отчаянье, что пронизывало этот мужской зов.
Петр сцепил пальцы в замок. Нахмурился.
Молчание, повисшее в комнате, становилось напряженнее и напряженнее. Казалось, еще чуть-чуть и неловкость можно будет резать ножом, как масло.
— Не то чтобы я пытаюсь влезть в твою личную жизнь… Просто…
«Ох, мамочки! Ведь, правда, пытаюсь! Причем же в наглую, Катя! — прикусила губу я, мысленно жалея, что вообще решилась задать это вопрос. — Как стыдно!».
— Просто, вдруг, ты хочешь, чтобы… — пыталась оправдаться, чувствуя, как с каждым произнесенным словом жар сильнее разливается по щекам. — Я могу позвонить и позвать ее.
Дворецкий не отвечал. Даже не смотрел больше в мою сторону. Отчего хотелось вжать голову в плечи и побыстрее ретироваться из лаборатории. Ведь Илларион предупреждал, что члены ордена не суются в личную жизнь друг друга. Вон как резко сатир отреагировал на мою попытку… найтись с «советом».
Кто знает, чего ждать от вечно угрюмого Петра?! Все же реакции существ на простые вещи и ситуации, как я уже научилась замечать, значительно отличаются от человеческих.
Ох… Совсем ничему не научилась! Недаром же говорят, что любопытство сгубило кошку. Я хоть и не кошка, но…
— Прости, — повинилась я. — Можешь не отвечать. Это было некрасиво с моей стороны попытаться влезть тебе в душу со своим дурацким любопытством. Больше не буду.
— Дочь, — прохрипел дворецкий.
Ответ прозвучал так тихо, что мне показалось, будто и вовсе ослышалась:
— Что?
— Ждана — моя дочь, — откашлявшись, повторил Петр Иванович.
— Оу.
— Была, — добавил мужчина, потемнев лицом. — Она погибла.
— Мне очень жаль, Петр…
Дворецкий сжал мою руку.
— Спасибо.
Мгновенье и мужчина приласкал свободной ладонью мою щеку. В этом жесте заключалось столько невыразимой нежности и боли одновременно, что у меня защемило в груди.
— Знаешь, девочка, — шепотом обратился он. — Ты мне ее очень напоминаешь.
Я не знала, что можно сказать на такое. Лишь пыталась сдержать подступившие слезы. Но опекающее поведение Петра сразу стало понятнее.
— Я рад, что ты вернулась, Катенька.
Горло сдавило.
— Переживал, что некому станет портить нервы Егору? — сквозь слезы улыбнулась я.
Петр погладил меня по волосам. Сложилось впечатление, что меня вновь пустили подглядеть в истинное лицо дворецкого, на печаль, что скрывалась под маской невозмутимости и спокойствия.
— Не улыбалось вновь приниматься за его воспитание. Как видишь, особых успехов я не достиг, — усмехнулся мужчина. — У тебя это гораздо лучше получается. А проверить этого мальчишку на выдержку никогда не бывает лишним. Пусть не расслабляется.
— Я вижу тебе уже гораздо лучше, — послышался ледяной голос того, кого, видимо, не стоит лишний раз упоминать всуе.
Ибо он сразу появляется — не сотрешь. Да еще и с такой недовольной миной, будто все смертные грехи соединены в моем лице, а сие смертельно оскорбляет сущую «праведность» главы ордена существ.
ГЛАВА 12
Видеть двусмысленности там, где их в помине нет — истинный талант этого мужчины. Мысленно я уже давно сделала себе зарубку на память о таком его необычном свойстве. Ведь каждый раз, когда Егор вот так неожиданно появлялся — это грозило мне очередной неловкостью и чередой нелепых объяснений.
И если раньше я спешила оправдаться, кусая губы и подыскивая наиболее правильный ответ, чтобы погасить вспышку его необоснованной ревности, то сейчас… испытывала непоколебимое спокойствие. Хотя на этот раз ситуация со стороны выглядела действительно щекотливо. Петр, прикрытый тонкой простыней лишь в стратегически важных местах, оглаживает мое лицо и волосы. Нежный, даже интимный жест. Не посвященный в личную драму мужчины, завесу которой он мне так доверчиво приоткрыл совсем недавно, воспримет подобное, как вспышку физического влечения. Это логично.
Даже понимая, как все выглядело для Егора со стороны, я не собиралась заниматься оправданиями. Может быть, сказалась моральная усталость, а может быть и некое злорадство. Уколоть ревностью этого упрямца мне казалось совершенно не плохой идеей. Егор заслужил немного встряски. Тем более что флаг перемирия, как по мне, еще рано было вывешивать.
— Ты прав, — ответил Петр ровным голосом. Он тоже не стал отодвигаться или краснеть за свои действия, как неопытный юнец. Но по выражению лица я сразу поняла — мужчина закрылся за своей привычной маской. — В заботливых ручках Катюши и мертвый встанет.
Я вспыхнула. Еще от Иллариона могла ожидать фраз с явным подтекстом, но никак не от мужчины, совсем недавно казавшимся ледяным.
— Не сомневаюсь даже, — голос Егора больше стал походить на шипение.
Берсерк подавил усмешку, но я успела заметить лукавый огонек, вспыхнувший в его взгляде.
Что удумал этот хитрец?
Петр прикипел ко мне глазами. Очень удачно сделав вид, что кроме меня сейчас не замечает весь остальной мир. Если бы несколько минут назад мы не общались совершенно без романтической подоплеки, даже я усомнилась бы в отсутствии физического желания берсерка.
— Если ты исцелился чудотворным влиянием Катерины Леонидовны, может, уже почтишь своим вниманием основную работу?
Егор остановился буквально в трех шагах от моего стула. Всеми фибрами души я чувствовала мощь злости, что грозилась вырваться неконтролируемой бурей в любую минуту.
Дворецкий не спешил с ответом. Вначале он погладил меня по руке, мимолетно дав понять, что все под контролем. Потом нарочито медленным жестом заправил упавший мне на лицо локон за ухо. И только тогда повернулся к Егору.
Не знаю, что за игру в гляделки устроили мужчины, но я не выдержала первой:
— Илларион запретил Пете подниматься.
— Пете? — вскинул брови в удивлении Егор. Почти мгновенно помрачнел лицом. — С чего вдруг такие беспокойства, Катерина Леонидовна?
— Я…
— Как только Илларион даст добро и покончит со своими проверками моей дееспособности — сразу же вернусь к своим обязанностям, — сказал, как отрезал дворецкий. — Удалось выяснить, почему среди кентавров оказались предатели?
Единственной реакцией Егора на вопрос поначалу стало лишь молчание, да прищуренный, неприязненный взгляд, который доставался поочередно, то берсерку, то мне.
— Не думаю, что уместно обсуждать это здесь, — наконец, выдавил из себя глава.
Петр тут же нашелся с ответом:
— Почему же?
Вопрос повис среди всеобщего напряжения, как одна из искр бушующего пламени.
— Не стоит откладывать в долгий ящик то, что можно обсудить здесь и сейчас, — продолжил гнуть свою линию берсерк.
Он поражал меня ледяным спокойствием. Казалось, этот мужчина держал все под контролем. Или, по крайней мере, довольно искренне заблуждался в этом.
Егор поджал губы. Под его красноречивым взглядом мне сделалось неуютно. А еще пришло осознание, что третий лишний в лаборатории — как раз таки я.
Мужчина попросту не хотел посвящать меня в дела ордена! Даже в те, к которым я тоже имела косвенное отношение. Ведь появилась в разгар боя, видела все собственными глазами!
Егор опять закрывался, отгораживал от меня эту сторону своей жизни. Будто прятался за каменной стеною, которую мне, к слову, никак не удавалось проломить.