Первая и единственная встреча с ним состоялась в полутемной каморке Папы Карло. Верхний свет был погашен, и каморку освещала только настольная лампа, свет от которой падал так, что лицо Вато Надаровича все время оставалось в тени.
Говорил он долго и очень нудно. Его монотонный голос, лишенный каких бы то ни было чувств, походил на речь автомата. И все это время они видели лишь его силуэт на фоне окна. Больше Лимон и Гора с ним никогда не встречались, и все свои приказания он отдавал через Папу Карло, игравшего роль связующего звена. А незадолго до похищения тот передал им мобильный телефон, по которому они могли связаться с боссом напрямую.
— Как ты думаешь, Вато Надарович — кто он такой? — спросил Лимон.
— Откуда мне знать! — пожал плечами здоровяк. — Однако сдается мне, что он важная шишка. Может быть, из политиков. Впрочем, я бы не удивился, если бы оказалось, что он — мент, причем высокого ранга.
— Но зачем политику или менту ввязываться в такое грязное дело? Что–то я сомневаюсь.
Гора громко рассмеялся:
— Ты сомневаешься? А по–моему, два миллиона евро — это очень неплохие бабки. Ради них стоит рискнуть и очень большому бугру. У нас за две тысячи рублей человека могут порешить, а уж за два миллиона евро и подавно!
— Особенно если учесть, что он, по сути, ничем не рискует, — с горечью заметил Лимон. — Если у нас все сорвется, в тюрягу загремим мы, а не он. Этот хорек сидит в своей норе и ждет, когда денежки сами ему в руки упадут. Причем у него окажется львиная доля. Если мы проколемся, то он просто заляжет на дно, и ни одна сволочь его ни в чем не заподозрит.
— Не надо завидовать, Лимончик, — миролюбиво проговорил Гора. — В конце концов, он же все это придумал. Я уж не говорю о тех двух штуках евро, которые он выдал нам в счет нашей доли.
Лимон зло усмехнулся:
— Нищенская подачка! Не надейся, что он будет нам с тобой в тюрягу передачи носить, если мы обломаемся.
— Слушай, не надо каркать раньше времени! — рассердился Гора. — Пока все идет как по маслу. Никаких срывов нет, и, я надеюсь, не предвидится. Главное, нам не отступать от плана и четко выполнять все инструкции. Еще три дня — и мы с тобой рванем в Грецию или Турцию, а там солнце, море и много вкусной жратвы.
— А также девочки! — ухмыльнулся Лимон и откинулся на подушки. Потом он вновь взял журнал и принялся разглядывать фотографии голых девиц.
Майор Киноша взглянул на часы. Было без четверти два.
— Техники готовы? — спросил он у Викеши.
Тот кивнул.
Возле телефонного аппарата стоял ноутбук. Один из техников, с наушниками на голове, сосредоточенно вглядывался в экран, а его руки порхали по клавишам.
— Как вы думаете, куда они увезли моего сына? — спросила Киношу не находившая себе места Алла Владимировна.
— К сожалению, у меня нет данных для каких–либо предположений, — ответил майор.
Все это время он украдкой наблюдал за женой банкира. Его беспокоило ее состояние: она была слишком возбуждена. Еще немного, и она не выдержит. Тогда дело наверняка закончится нервным срывом. Самое лучшее, что можно было бы сейчас сделать, это дать ей снотворное и уложить в постель.
— Алла Владимировна, вам следовало бы прилечь и немного отдохнуть, — посоветовал майор.
От этого замечания она едва не взорвалась.
— Отдохнуть?! О чем вы говорите, майор?! Как я могу отдыхать, когда мой сын… мой маленький мальчик… в руках этих злодеев? Может быть, ему сейчас угрожает опасность! — Она разразилась истерическими рыданиями.
Банкир подошел и положил руку ей на плечо.
— Дорогая, постарайся успокоиться. Будь благоразумна и наберись терпения. Мы выручим его. Павлик обязательно вернется. Я обещаю тебе это.
— Боже мой, как он, должно быть, напуган случившимся, — простонала Алла Владимировна. — Он такой слабенький… Такой впечатлительный…
— Но ведь он не один, с ним Пульхерия Афанасьевна, — сказал Александр Николаевич.
— Несчастная женщина! Ты думаешь, она сможет его защитить?
— Я в этом совершенно не сомневаюсь. Консуэла Аркадьевна поручилась за нее…
В это время зазвонил телефон. Киноша сделал знак, чтобы все замолчали.
— Александр Николаевич, включите спикерфон.
— Алло! — произнес банкир, стараясь говорить спокойно.
Голос говорившего был сильно искажен. Даже не было понятно, кто это говорит: мужчина или женщина.