— А я думал, ты из этих, из лагерей… — произнес Аникин.
— Да ну?… — почему-то усмехнулся Трошка. — Да уж, с кем поведешься, от того и наберешься. А вообще-то, по малолетке в районе меня уважали. Если б мамка вовремя не отдала в ремесленное училище, точно куковал бы сейчас где-нибудь на нарах. Дружки у меня были ух… Сорви и выкинь… Вон, как Яшка, — Нелядов кивнул в сторону хаты, из окон которой гремел непрерывный храп. — Этот перо тебе сунет между ребер и глазом не моргнет. Ему и двадцати пяти нет, а дважды сидел, за разбои и грабежи, с тяжкими телесными. Так-то… Хе-х!
Трошка вдруг усмехнулся каким-то своим мыслям.
— Интересно как-то получается, командир… Я вот тут, на крылечке, вспоминал всего из житухи своей. И с Нюрой, это жена моя, вроде жили нормально, и детишки… А я все по красивой жизни тосковал. Все жалел, что на этот чертов завод подался… Дружки меня все подбивали: «Давай, мол, с нами, на дело… Жизнь, говорили, копейка, и живи ее так, чтоб не было мучительно больно…» Начитанные, черти… Их потом всех посадили… А сейчас вот думаю: ну, загремел бы в тюрягу, дали бы срок. А там глядишь и в штрафную вышла бы оказия, для желающих, так сказать, искупить кровью. Это выходит, я бы все равно сюда попал, и мы бы с тобой все одно табачок курили накануне переправы? Рассуди, командир. Так выходит?
— Вполне могло бы… — согласился Андрей.
— Вот и я говорю, — с жаром подхватил Нелядов. — Ишь, какая штуковина. Выходит, как ни крути, итог моей жизни один…
— Ты погоди-то итоги подводить… — оборвал его Андрей. — На войне, сам знаешь, всяко бывает… А вообще… Разница-то большая, Трофим.
Главное ведь, с каким багажом к берегу этому подошел. У тебя жена вот, детишки… А так что бы у тебя за душой было? Жизнь, впустую на нарах просиженная. Ради чего? Ради черт-те чего… Ты о детках своих думай. Им жить… Ради них эту реку форсировать не жалко. Я так думаю…
Нелядов молчал.
— Толково сказал, командир… — произнес он, наконец. — Да, семи смерти — не бывать, а одной не миновать… — добавил Трошка. — Да только я о том, что все равно меня к этому берегу бы прижало. И вот теперь, как тогда… Когда дружки мои меня звали: «Давай с нами на дело». Это, знаешь… как в другую жизнь вступить. Вот как «Чапаева» смотришь в кинотеатре, а потом вдруг встаешь — р-раз, и в экран прыгаешь. И ты уже рядом с Чапаем. Понимаешь?…
— Кажется, понимаю, — задумчиво отозвался Андрей.
— Выходит, я и собираюсь… на дело. И там, где река, там… как этот экран с Чапаем…
Еще минуту они помолчали.
— Ладно, Трофим, пора будить людей, — сказал Андрей.
— Пора, пора, — словно эхом отозвался сержант.
XIII
Подняв команду на ноги и приказав привести себя в порядок, старшина вывел их к траншее, где лежали плоты. Уже вместе их снесли к берегу, на полкилометра выше по течению. Укрываться в безлиственной растительности все равно было бесполезно. Поэтому решено было спустить плоты и начать переправу еще затемно. Распределились с интервалом метров в десять-двадцать, чтобы рассеять сектор стрельбы противника.
Сигналом к началу форсирования должно было стать начало минометного обстрела. Как обещал комбат, из полка для огневой поддержки специально должны были перебросить артиллерийский дивизион — несколько легких пушек и минометные расчеты. Штрафники спешно крепили на плотах свое вооружение, перетаскивали ящики с боеприпасами. Вот Яшка, весь обвешанный гранатами для своего гранатомета, плеская сапогами по кромке воды, взобрался на шаткую поверхность плота. Как только плот оказался всем своим периметром в воде, его тут же потащило от берега мощное, бурное течение. Если бы не уцепились за края бревен руки с берега, утянуло бы сразу.
— Во прет, и топлива не нужно, — с усилием удерживая одной, мокрой, рукой вспененное бурунами бревно, прошептал Бондарь. Ему было неудобно, так как в правой, чуть на весу, он удерживал Яшкин гранатомет.
— Давай, — приготовившись, основательнее установив ноги на бревенчатой палубе, произнес Яшка.
Бондарь подал ему в руки трубу со щитом — тот самый трофейный «панцершрек», который так удивил Зайченко.
— Осторожно, не пульни мне из него раньше времени… — с нервной усмешкой шепотом проговорил Яшка, осторожно принимая смертоносную штуковину. И Бондарь, и остальные тут же жестами и шипящими междометиями эмоционально объяснили ему, что рот надо держать на замке. Здесь, у реки, любой звук казался непомерно громким. Как будто вода предательски разносила его далеко вокруг.
Тут же, на соседнем плоту, еще на песке, Нелядов крепил к доскам станок для своего пулемета. Ему плот достался самый широкий, и Трошка решил превратить его в плавучее пулеметное гнездо.