Аникин по траншее пробрался на правый фланг. По пути дернул Зайченко. Тот обернул на командира очумелое, ничего не понимающее лицо.
— Небось, все патроны уже израсходовал! — крикнул Аникин.
— Что? — непонимающе переспросил солдат, а потом, разобрав, о чем речь, кивнул: — Ага, товарищ командир, мне Попов дал обойму. Я их берегу. По разу в минуту пуляю.
— Пуляю… Короче, берешь ноги в руки и пулей летишь к Кондрату. Пусть организует нам ПТР.
— Так оно же у Кондрата, в первом взводе! — утирая пот с грязного лица, крикнул Зайченко.
— Да я знаю, что в первом! — нетерпеливо кричал в ответ Аникин.
— Так, товарищ командир, надо бы сначала к Демьяненко. Вы ж знаете, товарищ старшина, как наш взводный…
— Отставить! — крикнул Аникин. — Здесь я приказываю. Знаешь, где Кондрата люди?
— Да, товарищ…
— Бегом туда… Проси, чтоб выдал расчет с «кочерыжкой». Тьфу, черт, ну, противотанковое ружье чтоб нам выделил. Скажи — для прикрытия переправы. Скажи, гады снайперские дыхнуть не дают. Скажи, подавить их надо. Понял?
— Так точно, товарищ ко…
— Ну, так бегом, раз понял! — выдохнул Аникин, придав Зайченко в спину ускорительное движение.
XIX
Сам старшина тут же занял позицию Зайченко, у самого основания толстенного тополя, там, где одно из корневищ, причудливо изгибаясь, входило в землю, создавая что-то вроде амбразуры. А ведь позицию Зайченко выбрал неплохую, так его растак. Самого стрелявшего дерево закрывало почти полностью, а щель между землей и веткой давала достаточно места для осмотра и стрельбы.
В этот момент характерные громобойные раскаты дрогнули на правом берегу, и тут же один за другим несколько взрывов громыхнули позади села. Похоже, немцы очухались и подключили свою артиллерию. Теперь они старались накрыть наши минометные батареи, выдвинутые в помощь переправлявшимся.
Тем, кто форсировал Днестр, приходилось совсем туго. Один за другим на реку посыпались мины и снаряды легких пушек. Фашисты словно задумали изуверскую хитрость, задумав сварить русских солдат в кипятке. Вода вокруг плотов, на которых продолжали держаться штрафники Нелядова, действительно буквально закипала от осколков и пуль.
Сам Трофим безостановочно бил из своего пулемета по правому берегу. Левая рука его беспомощно болталась, и кровь лилась на мокрый, багровый плот. Крендель, тоже раненный в ногу, одной, левой, рукой изо всех сил пытался править плотом, а правой стрелял из своего ППШ, поднимая его на весу. Он с трудом, с гримасой боли и усилия на лице, опять и опять поднимал свой автомат и, сделав короткую очередь, ронял дымящийся ствол на пробитую ногу. Выстрел опрокинул навзничь его голову с аккуратной дыркой во лбу. Лицо его окунулось в воду, а затем туловище и весь он погрузился во мглу реки.
Трошка оглянулся и проводил взглядом уходившего товарища. Он не отрывал руки от гашетки пулемета, и когда убитый исчез под плотом, он нечеловечески яростно зарычал и снова прильнул к прицелу. МГ, как стальное продолжение своего хозяина, начал старательно плеваться стреляными гильзами, изрыгая в сторону неприступного берега непрерывную стальную струю.
Этот рычащий крик Трофима и гибель Кренделя словно подстегнули Яшку. Его плот несло по реке неподалеку. Напарнику Яшки осколком мины оторвало руку, и он еще вопил и корчился несколько минут, пока его не добила милосердная очередь фашистского пулемета. Теперь он так и лежал, поперек плота, залитого алым. Яшка, весь перепачканный кровью товарища, вдруг водрузился на убитого сидя и из этого положения, прицелившись, дал залп из гранатомета. Граната, прочертив спиралевидный дымовой путь, угодила прямиком в одно из пулеметных гнезд. Облачко огня ухнуло вверх, разметав черные фигурки фашистов в стороны. Не иначе Яшка влепил свою гранату прямо в ящик с боеприпасами.
XX
Теперь его будто осенило, что на берегу использовать все его боезапасы уже не придется. Он тут же умело заслал в свою трубу следующую гранату с перышками. Усаживаясь поудобнее на вертевшемся по кругу плоту, он терпеливо ждал, когда раструб его «панцера» развернется в сторону немцев.
— Ай, Яшка, итить твою в дышло!… — в каком-то потустороннем безумии радости кричал со своего плота Трофим. Он уже еле стоял на ногах, но продолжал выжимать из пулемета капли раскаленной стали.
— Давай, Яшка, жги!… — успел еще крикнуть Трофим. В следующий миг то самое место, где находился его плот и он, весь израненный, но не сдавшийся, бил по врагу из вражеского пулемета, выросло в водяной столб. Кровавые струи в этом столбе неразделимо смешались с мглисто-зеленым потоком днестровской воды. Как будто провидение вознесло геройский обелиск солдату, искупившему в этот миг все свои грехи перед небом и перед людьми. Но в следующую долю секунды все обрушилось вниз, и только обломки и щепки разошлись в волнах большим багровым кругом.