- Ну, здравствуй, мой похититель, - певуче произнесла она.
У курьера пересохло во рту, язык прилип к гортани. Хотел ответить, но лишь промычал и закашлялся.
А девушка, чуть помедлив, сказала:
- Так что же это, умыкнул меня, оторвал от родных и близких, а теперь не признаешь даже? Как это расценить? Не думай, я не упрекаю. С тобой все ясно: молодой, горячий, не совладал с чувством. Вы, существа, живущие в большом аквариуме, постоянно подвергаетесь коррозии, влиянию времени и пространства, странные вы. Мне вас жаль. На родине я рассматривала вас сверху сквозь стекло. Любопытно, вроде ящериц бесхвостых на задних лапах. И без конца болтаете.
Девушка придвинулась к Александру, обдав его густым цветочным духом. У него голова кругом пошла. Зажмурился.
- Но ты мне нравишься. Так что я не в претензии, - добавила она.
Курьер протер глаза и сел в постели. И в тот же миг упал плашмя под тяжестью девушки, прыгнувшей на него. Она была горячая и колкая, будто вся – с кончиков ступней до самой шляпки – сплошь покрытии мелкими иголочками… Колкая и прекрасная… Никогда еще ему не было так хорошо…Казалось, внизу живота вспыхнул бенгальский огонь, осыпая все его сущность искрами жгучего блаженства…
Лунный свет истаял, утонул в океане темноты. Александр, стиснутый колючей девушкой, опрокинулся на смятое одеяло. Незнакомка вдруг оттолкнула его, но тут же стала целовать быстро и обволакивающе, словно на доли секунд он проваливался в вакуум… Потом что-то жгуче и шквально прокатилось по его смуглым плечам, шее, губам, груди, животу… Раскаленные песчинки блаженства сожгли тело, вывернули и скрутили в тугую пружину его чувства, всю его мужскую суть, растворили и выплеснули его душу внутрь неведомого существа… Настойчивый запах неведомых цветов преследовал его во сне…
Утром девушки в комнате не оказалось. Александр обыскал всю квартиру – тщетно. Никаких следов. «Это был сон», - решил он.
Когда принимал душ, заметил, что тело сплошь покрыто мелкими красными точками кровоточащими ранками, будто спал с ежом. «Ни фига себе! Во сны снятся!» - удивился он.
День проскочил как обычно. На работу идти не надо было в связи с «санитарной неделей», так как НИИ основательно протравили и ждали результатов. И он отправился с другом в Тверскую область кататься на байдарке. А когда вернулся, в квартире что-то изменилось. Сам воздух был другой. Следы генеральной уборки, свежесть, цветочный дух.
«Что за фигня?!» - удивился он. – «Или это был не сон неделю назад? Бред какой-то»… Сердце екнуло.
Девушка пришла ночью. На этот раз все было по-другому. Он был в ней так, будто его вывернули наизнанку и подключили к высоковольтной линии. Его трясло, вся его мужская суть искрила, мозги замкнуло, замыкание было в душе, в сознании, в сердце… Девушка смеялась и сыпала колючими шутками, которые отскакивали от его помутившегося разума… А под утро он стал одинок и измучен... Лишь холодная, нежилая какая-то чистота и цветочный запах, и колючка на полу впилась в его босую ступню…
Целый день промаялся, слоняясь из угла в угол, его словно отравили. Повалился на постель, проспал до ночи, до встречи с ней… И опять, и опять… Потом она вскочила так неожиданно, что он ничего не понял, легкая и тонкая, скользнула в сторону балкона, как тень исчезла в проеме двери…
Потом была работа в НИИ, как всегда, но не как всегда – ему все стало по фигу, он ждал ночи… Он мучился… Он хотел знать о ней все… Но не получалось… Женщина-мираж... Она не отвечала на его вопросы, только мучила… Каждый раз с наступлением вечера Александр, дрожа от нетерпенья, решал: «Ну теперь уж точно добьюсь ответа, ну я ей устрою, если не будет отвечать, ну вот теперь она не отвертится у меня…» А под утро, истомленный и счастливый, думал: «А, в сущности, зачем? К чему ставить точки над «и»? Мало ли, кем она может оказаться? Потянет за собой проблемы… Нет, лучше уж не ворошить… Не хотела сказать сразу, и не надо. Может, у нее на то есть причины…»
Он ни разу не видел ее при дневном свете. Теперь она приходила без шляпы.
Потом начались холода. Алик перенес свой кактус с балкона в квартиру, поставил на кухонный подоконник. Он отметил с удовлетворением, что растение вписалось в интерьер причудливо и живо, размером оно стало почти с человека, большой цветок отцвел и осыпался, изменилась и окраска: стала зеленовато-матовая, русалочья, потусторонняя, иголочки превратились в чуть жестковатые ворсинки, лишь на месте цветка они были длиннее и толще.
«Потрясающий эффект химио-авангардизма», - подумал Александр, и в пылу восторга поцеловал цветочный горшок. – «Ну я прямо Пигмалион! Во даю! Знай наших!»
Дождь размыл средневековье и просочился в дыры, проеденные – словно молью – химическим туманом, в котором тусовались обломки рухнувшей причинно-следственной связи… Средневековый храм болтался по улице, как некая дрянь в проруби, и скручивался в речную ракушку. Нарисованная на асфальте баба была не пуританка, а путанка с ошалелым взглядом, и в лохмах ее запутался сломанный крест… Окно сквозь зеленые пальцы герани украдкой заглядывало в глаза - цвета шоколада с примесью хны – горевшие на небритом лице мужчины… Коллектив НИИ изготовил коньяк и отмечал в лаборатории исчезновение насекомых. Комары спасались наверху, на крыше, в теплице, и, подыхая, сыпали серую крупу яичек в горшки с кактусами. В горячем химическом мареве теплицы жила комариная кладка, зрело непостижимое поколение комаров-мутантов, крупных, диспропорциональных и жизнестойких… Они алчно пожирали малые растения и спонтанно скрещивались с мутирующими большими… Одиноко шумели первые кактумары – гибриды кактусов и комаров, колючие растения-насекомые, кровососы, летающие хищники. Первое, незрелое поколение копошилось в керамических горшках, лакало остатки реактивов в банках, забытых курьером, сосало сок старых погибших кактусов. Но генетическая память о вкусе крови уже пробуждалась… Дни свернулись в спираль и вворачивались в пространство, сквозь которое, дребезжа и качая вагонами, тянулась гирлянда трамваев. Коллектив НИИ на сей раз изготовил альмандиновый спирт и стал отмечать юбилей, распахнув окна в очередное лето, никто не желал уходить в отпуск. И молодой курьер тоже. Сейчас он помчался домой, чтобы привести себя в порядок после беготни по жаркой пыльной Москве… Вошел в подъезд своей пятиэтажки, поднялся в квартиру, побрился, переоделся, распахнул балконную дверь, вынес туда – на самый солнцепек – свой чудо-кактус, и увидел за шиферной перегородкой соседа Жору. Жора – тридцатилетний девственник, закомплексованный и общающийся только с мужчинами, был добродушен, неповоротлив, на его круглом лице с пухлыми девичьими щечками почти не было подбородка, узкая полоска рта с блеклыми губами была тоже малозаметна, зато выделялись круглые желтые глаза, что придавало ему сходство с большой совой. В мужской компании он чувствовал себя легко и непринужденно. А женщин побаивался. Александр в душе посмеивался над ним.
- Что это у вас за скульптура, Саша? – спросил Жора, перегибаясь через перегородку и разглядывая растение. – Афродита в цветочном горшке?
- Это кактус, - улыбнулся курьер.
- Да что вы! Он прекрасен!
Александр спешил. Он быстро вернулся в комнату, провел расческой по волосам, и выскочил из квартиры.
К празднованию слегка опоздал. Все уже сидели за столами, сдвинутыми буквой «Т». Шампанское, шипя и пенясь, лезло из бокалов, оно была ярко оранжевое. К розовой скатерти липли красные икринки. Салат – словно луг в снегу – утопал в майонезе. Деликатесы переливались и таяли на сервизных тарелках. Наступал черед более крепких напитков и горячих мясных блюд. В стеклянных графинах нежно посверкивал спирт. Александр сел на свободное место рядом с лаборанткой Леночкой, раскрасневшейся от вина, с особенно блестящими сегодня глазами, с розовой лентой вокруг головы.
- А я специально для тебя место заняла, - доверительно сообщила Леночка, кокетливо повела плечиком, и вдруг…
- И-и-и!..- издала она отчаянный визг и вскочила ногами на стул, лицо ее перекосилось от ужаса.