Тем временем рыжего волкодава догнал другой, черный, посланный с подвод в догонку. Собаки издавна враждовали, как и их хозяева – торговые соперники. Завязалась драка. Через несколько минут тело молодого пса, все в снегу и крови, безжизненно распласталось в двух дюжинах шагов от устья овражка. С противоположного берега зазвучал трубный голос Шамиля - смотрителя:
- Адымлер, тратршишьз? Всем мужикам стоять! Чьи собаки?
Черный пес, расправившись с соперником, послушно вернулся, лег на тюки с овчиной, и затих в санях.
Эндэнэ покружил над степью, и полетел в сторону беглецов. Он увидел, как Мария затянула полуобморочного Ваську Гугню в волчью нору. Дорогу в логово уступили три матерые волчицы. Эндэнэ сел на нижнюю ветку, присматриваясь и удивляясь, но тут же понял, что это вовсе не волки, а особая порода собак, которые сторожили на кнезкалинских пастбищах стада овец и телят, он их там видел однажды летом, во время одного их своих путешествий сюда.
Первая мысль – залететь в нору и снять с лежащего без сознанья подростка рыжий амулет – была отброшена. Собаки мигом разорвут любую птицу, зверя, человека.
Опять не получилось! Шаман был в ярости. Он снялся с ветки и полетел в укромное местечко, чтобы принять свой обычный облик и вернуться домой.
Они вышли из ресторана, в котором продолжалась суматоха в связи со случившемся, никто ничего не понимал, была настоящая паника. Ольга и Валентина, бледные и молчаливые, цеплялись за Олега. Он быстро овладел собой. Помог подругам сесть в «шевроле», и завел машину. Обе молодые женщины съежились на заднем сиденье, прижавшись друг к дружке.
- Ну что, едем ко мне? – предложил киллер.
- Лучше ко мне, - сказала Ольга. – Мне еще собаку выводить, а одна я теперь боюсь.
- Ладно, выведем вместе. А что вы такие напуганные, все же кончилось, я расстрелял этих неизвестных животных, - сказал Олег.
- Могут появиться другие, - сказала Валентина.
- Не факт. А если появятся – замочу.
Олег улыбнулся, достал из бардачка фляжку коньяка и передал подругам.
- Промочите горлышки, птички, и давай пощебечем.
Ольга отхлебнула довольно много, и передала Валентине. Та тоже сделала несколько изрядных глотков. Вскоре фляга была уже пуста, а женщины порозовели и заулыбались. Валентина запела:
- Эх мороз, моро-оз, не морозь меня-а…
Ольга подхватила.
- Девчонки, а расскажите лучше о себе, - сказал киллер. – Так будет интереснее. Вот ты, Оль, я ведь о себе в тот раз рассказывал, помнишь, по скайпу? А ты о себе ни гу-гу. Так нечестно. Давай, выкладывай, ну? А то законспирировалась тут, видите ли, - произнес он шутливо.
- А чего говорить-то? – сказала Ольга совсем пьяным голосом.
- Да все. Как живешь, кто твои папа-мама, как тебя в детстве дразнили.
- Ну, если это кому интересно, лады, - отозвалась она, все больше пьянея. Коньяк снял с нее стресс, ей стало легко и свойски с этими людьми, захотелось поболтать. – В детстве я часто одна в квартире торчала. Предки сваливали по делам, а я – одна. Тоска! Сяду к батарее, и слушаю. А там что-то бурчало, гудело, бормотало внутри. А однажды послышался приглушенный говор, наверно из квартиры под нами. Сперва ничего не различить. Голоса переплетались, всплескивали и стихали, будто люди спорили о чем-то или словно волны бились о берег. И вдруг кто-то внятно произнес: Человек — это замок с кодом.
Она замолчала.
- Интересно, - сказал киллер. – А кто твои родители?
- Их давно нет. Умерли, - пояснила Ольга. – Они были странные. Такие они были чудаки, не поверишь, да я и сама бы ни в жизнь не поверила, не будь я их дочерью, а они — моими родителями. Даже в раннем детстве я удивлялась, ну что за чудаков мне Бог послал, ведь не бывает же так! А может, бывает?
– Например? - спросил он.
- Ну, например, они, вместо того, чтобы кормить обедом меня и Игоря — нас с братом, — они прилипли к стульям в своей комнате, склонились над столами, и строчат: Отец — поэму, мать — роман. Рукописи по всей комнате развалены, на полу, на тахте, кресле, рояле — у нас большой старинный рояль был, «Мильбах», полкомнаты занимал, на нем груды нот и рукописей, вазы с цветами. Мама любила цветы, они у нас всюду были. Она любила мимозу, ландыши и сирень. Под роялем — склад консервных банок, весь год копили на лето, на дачу, так ведь нет магазинов. Иногда они ссорились, мама с папой...Ну, не буду надоедать воспоминаниями, не хочу свою душу растравливать, - сказала она и замолчала.
- Да ты давай продолжай, - сказал киллер. – Нам интересно. Я понял, ты была писательским ребенком. И пошла по стопам предков. Верно? Ну и что предки?
- Они никогда не работали в штате, – продолжала Ольга заплетающимся языком. - Они жили на гонорары, свободными художниками, «на вольных хлебах». В доме у нас то ни крошки, то — пир горой, веселье и гости. Но концы с концами все-таки сводили, занимали и перезанимали, а потом враз отдавали долги, ухали половину гонорара. В то время можно было так жить. Родители любили праздники, и гонораров хватало на неделю, но зато какую неделю! Это были «обжорные» деньки! Мы объедались, и у нас болели животы. Мы «всем кагалом» канали в кино, прихватив с собой рыжего кота Алтына — он тоже обожал кинофильмы. В зал проносили его в сумке, а во время сеанса он лежал на мамином плече как воротник. Никого это не смущало. То ли люди в те времена были добрее, то ли оттого, что наш кот очень уж напоминал лису, такой пушистый, рыжий, ну просто воротник и все тут. Никто же не подумает, что живая лиса лежит на человеке. А может, из-за того, что наш кинотеатр находился во дворе писательского дома, и в зале были в основном творческие семьи, привыкшие ко всякому...
У нас в семье были всякие всякости и непредсказуемости. Землетрясения, цунами, полтергейсты. В переносном, конечно, смысле. Чего только не случалось. Но не хочу больше болтать об этом. Не хочу! – повторила она капризно. – Пускай теперь Валя о себе расскажет.
Но Валентина окончательно закосела и не могла произнести ничего внятного.
- Подъезжаем к дому, - сказал Олег. - Видно, твою собаку придется выгуливать мне, - обернулся он к Ольге. – Если она пойдет со мной, конечно. А вас, девушки, надо будет уложить.
- Нет-нет, мы одни не останемся, ни за что, мы боимся этих летающих тварей… - пролепетала Ольга.
- Б-боимс-ся, - отозвалась Валентина, и съехала с сиденья на пол.
- Ну и наклюкались же вы, девчата, ха-ха, - хохотнул киллер. – Придется мне вас обеих на собственных плечах тащить. Вот связался, на свою голову. Смешные вы, девчонки, ей-богу.
– А мы уже не боимся, - сказала Ольга. – Ты наш Киллер-Хранитель.
- Ну конечно. Заместо Ангела-Хранителя у вас я теперь, - ответил Олег.
В полном раздражении Эндэнэ ворвался в свою комнату.
- Где кальян! Почему не готов! Разожги угли для кальяна! - заорал он на Леду.
- Чего злишься? – спокойно ответила она. – Что, не вышло с кактумарами, и психуешь?
- Заткнись! Подай кальян! – неистовствовал шаман.
- Сам виноват. Мог бы направить кактумаров прямо к ней на дом, там она одна торчит. Не считая полудохлой собаки.
- Ничего бы не вышло, - сказал Эндэнэ уже спокойнее. – У нее полно кактусов в квартире.
- Ну и что? – возразила Леда. – Причем здесь это?
- Неужели непонятно? – сказал шаман, снова раздражаясь. – Кактумары усядутся на кактусы и заворкуют, ты же знаешь их привычки.
- Ах да, точно. И чего она кактусов наразводила, энергетику, что ли, чистит?
- Видимо, да.
- Ну и что теперь делать будешь? – не отставала Леда.
- Есть у меня в запасе еще несколько штучек, - сказал он.
Леда принесла кальян и кофе. Но шаман поморщился, бросил: