Он повернулся вместе с креслом и сбил ковер возле себя.
– Я хотел бы привести пример одной встречи, произошедшей в прошлом веке с князем Вяземским.
Однажды вечером он вернулся домой после бала, и обнаружил у себя в кабинете… себя самого, сидящего за столом и что-то пишущего. Он заглянул через плечо двойника и посмотрел на то, что он писал, после этого он потерял сознание. Этот листок Вяземский сохранил до своей смерти, в этом листке предсказывались многие события, которые позже произошли у нас в стране, включая Октябрьскую революцию. Кроме того, известно, что он писал об этом царю.
Это один из примеров встречи с двойниками из параллельных миров.
В мае 1828 года в Нюрнберге полиция поймала странного шестнадцатилетнего парня. После долгого расследования выяснилось, что этот человек, получивший имя Каспар Хаузер, имевший самые невероятные привычки и способности, до появления в Германии жил в мире, который совершенно отличался от земного.
Он достал большой полосатый платок и громко высморкался. Андрея удивили размеры и расцветка платка, он был ярко оранжевый. Еще больше его удивил рисунок. Почему полоска, а не стандартная клеточка? – подумал он.
– В параллельных мирах время может не соответствовать нашим представлениям о нем, – витийствовал Мастер. – События могут сменять друг друга быстро, медленно, или же вообще не меняться, а все может двигаться по кругу…
– Учитель, а вот вы в прошлый раз говорили про Хронодендрит, если я правильно расслышал это слово. Я понял, что это – разные сценарии одних и тех же событий в параллельных мирах. Это что же, значит, если в нашем мире Сталина отравили, то в другом, значит, он может…
Андрей оглянулся на говорившего.
– Стоп, стоп, стоп, – прервал его Мастер. – Об этом потом. В следующий раз. А сейчас некоторые из вас перейдут в медитационную залу. Остальные – на тренажеры. Кое-кого будут готовить к перемещению.
***
Очнулся он в лесу. Измотанный так, словно скалы двигал. Память медленно возвращалась. Вспомнилось… Да, так и было. Раненный медведь-шатун, истекающий кровью. Мороз такой, что птицы на лету замерзали и падали. Он, изнемогший от холода и голода, находил и ел замерзших пичужек, грыз обледенелую кору деревьев. Потом жил в логове умирающего медведя. Добил его, разделал на части, этим и питался. Одежда превратилась в лохмотья. Как-то нашел он в прогалине замерзшего насмерть охотника, снял с него все, что было, оделся…
Он медленно входил в местную жизнь. Странное это было место. Тут не было разговоров ни о политике, ни о правительстве, никто не упоминал о царе, не говорили даже о времени. Здесь не было такого понятия, как история. Никаких тебе исторических событий. И время здесь текло по-особому. Слово «год» никто не понимал. Естественно, не отмечался Новый год, не было летоисчисления, а были лишь дни, недели, месяцы, и соответствующие числа. Месяцев было очень много, и все они имели свои имена, похожие на собачьи клички. Все это казалось загадочным и совершенно необъяснимым.
Он не стал ломать над этим голову, а погрузился в воспоминания. Вспомнилось, как он скитался то с нищими, то с паломниками, ходил по монастырям, по угодьям. В больших поместьях кантовался вместе с каликами перехожими. Как ехал с обозом, напали разбойники, ему удалось убежать, затеряться в лесу… Так вот почему он здесь!
Тут он почувствовал, что снова теряет сознание… Так уже было с ним несколько раз…
Жизнь порой делает невероятные виражи! Андрея, полубеспамятного, подобрали местные охотники, и привезли в поселок. Его выходила знахарка. Потом он жил при монастыре паломником, работал и молился истово, принял монашество. Он полностью отрекся от прошлого, приняв его за дьявольское наваждение, и вычеркнул из памяти. Его психика так и не смогла принять того, что он скакнул во времени на несколько веков назад, да еще в непонятное пространство. Наваждение – это было понятнее. Он смог приспособиться к размеренному укладу монастырской жизни. Времени было предостаточно, он занимался изучением иноземных языков, и вполне успешно. Его монашеское имя было Макарий.
В эту ночь ему не спалось. Птичий гомон смущал душу и волновал сердце. Работа над переводами книг в монастырской библиотеке утомила. Отец Макарий вышел во двор, вывел коня, оседлал его, и пустил медленным шагом за ворота. Глазами пил он едва различимые в предутренней мгле очертания реки.
На противоположной стороне займища послышался колокольный звон. Стая уток с шумом опустилась на плес меж густых зарослей камыша.
Он соскочил с коня, и пустил пастись стреноженную животину в понизовье, где догорал ночной костер. На половинном бревне у огня сидели два монаха – Василий и Афанасий. «И до полного рассвета братья не скажут друг другу ни слова», – подумал отец Макарий. – «Да и зачем? Ведь каждый из них понимает другого: ибо в молчании есть Слово. Что-то грядет важное. Оно где-то рядом, но не выказывает себя…»