– Да ты давай продолжай, – сказал киллер. – Нам интересно. Я понял, ты была писательским ребенком. И пошла по стопам предков. Верно? Ну и что предки?
– Они никогда не работали в штате, – продолжала Ольга заплетающимся языком. – Они жили на гонорары, свободными художниками, «на вольных хлебах». В доме у нас то ни крошки, то – пир горой, веселье и гости. Но концы с концами все-таки сводили, занимали и перезанимали, а потом враз отдавали долги, ухали половину гонорара. В то время можно было так жить. Родители любили праздники, и гонораров хватало на неделю, но зато какую неделю! Это были «обжорные» деньки! Мы объедались, и у нас болели животы. Мы «всем кагалом» канали в кино, прихватив с собой рыжего кота Алтына – он тоже обожал кинофильмы. В зал проносили его в сумке, а во время сеанса он лежал на мамином плече как воротник. Никого это не смущало. То ли люди в те времена были добрее, то ли оттого, что наш кот очень уж напоминал лису, такой пушистый, рыжий, ну просто воротник и все тут. Никто же не подумает, что живая лиса лежит на человеке. А может, из-за того, что наш кинотеатр находился во дворе писательского дома, и в зале были в основном творческие семьи, привыкшие ко всякому…
У нас в семье были всякие всякости и непредсказуемости. Землетрясения, цунами, полтергейсты. В переносном, конечно, смысле. Чего только не случалось. Но не хочу больше болтать об этом. Не хочу! – повторила она капризно. – Пускай теперь Валя о себе расскажет.
Но Валентина окончательно закосела и не могла произнести ничего внятного.
– Подъезжаем к дому, – сказал Олег. – Видно, твою собаку придется выгуливать мне, – обернулся он к Ольге. – Если она пойдет со мной, конечно. А вас, девушки, надо будет уложить.
– Нет-нет, мы одни не останемся, ни за что, мы боимся этих летающих тварей… – пролепетала Ольга.
– Б-боимс-ся, – отозвалась Валентина, и съехала с сиденья на пол.
– Ну и наклюкались же вы, девчата, ха-ха, – хохотнул киллер. – Придется мне вас обеих на собственных плечах тащить. Вот связался, на свою голову. Смешные вы, девчонки, ей-богу.
– А мы уже не боимся, – сказала Ольга. – Ты наш Киллер-Хранитель.
– Ну конечно. Заместо Ангела-Хранителя у вас я теперь, – ответил Олег.
В полном раздражении Эндэнэ ворвался в свою комнату.
– Где кальян! Почему не готов! Разожги угли для кальяна! – заорал он на Леду.
– Чего злишься? – спокойно ответила она. – Что, не вышло с кактумарами, и психуешь?
– Заткнись! Подай кальян! – неистовствовал шаман.
– Сам виноват. Мог бы направить кактумаров прямо к ней на дом, там она одна торчит. Не считая полудохлой собаки.
– Ничего бы не вышло, – сказал Эндэнэ уже спокойнее. – У нее полно кактусов в квартире.
– Ну и что? – возразила Леда. – Причем здесь это?
– Неужели непонятно? – сказал шаман, снова раздражаясь. – Кактумары усядутся на кактусы и заворкуют, ты же знаешь их привычки.
– Ах да, точно. И чего она кактусов наразводила, энергетику, что ли, чистит?
– Видимо, да.
– Ну и что теперь делать будешь? – не отставала Леда.
– Есть у меня в запасе еще несколько штучек, – сказал он.
Леда принесла кальян и кофе. Но шаман поморщился, бросил:
– Не хочу!
И вышел.
– Чего раскапризничался, как маленький, – проворчала Леда.
– Пойду на голубятню! – бросил он, натягивая куртку, и выскочил за дверь.
Внутри у него клокотал вулкан и кипела лава. Успокоить его сейчас могли только голуби.
Он спустился во двор и направился на задворки, подошел к голубятне, отпер дверь. Из клетки повыскакивали наземь турманы. А желтохвостый голубь с песочного цвета головкой – кукун – взлетел на плечо Эндэнэ. Шаман взял птицу в ладони, погладил ее с головы до хвостика, а затем резко выбросил голубя в утреннюю высь. Захлопали щелчками крылья кукуна. Яон взлетел, набирая высоту, и сделал круг над голубятней. К нему присоединились еще три птицы. И вот уже четверка голубей красиво парит над крышами домов, поднимаясь все выше и выше. Следом взлетели турманы. Шаман, улыбаясь, задрал голову, любуясь ими. С самых дальних высот голуби садились на хвосты и кубарем вертелись вниз, потом делали еще несколько кругов, и заново вели игровую круговерть. Эндэнэ, провожая их взглядом, вдруг заметил с четверкой своих кукунов чужака. Пугливая пестрогрудая и белохвостая бабочка из породы голубей-высотников то смешивалась со стаей, то вертушкой замирала на месте, часто-часто порхая крыльями не прежней высоте. Спуск с высот ей давался с трудом.