– Слушай, я рад тебя видеть, но играть не хочу, – с трудом ворочая языком, сказал Варенников. – Я выхожу из этого. Хочу свою жизнь, свое тело, своих друзей, хочу пить водку и писать детективы…
– Грешишь, друг, – Эндэнэ сузил в усмешке и без того узкие глаза. – Детективы. Зачем умножать зло?
– При чем здесь это? – возмутился Александр. – Сейчас издают только детективы, спрос рождает предложение.
– А ты рождаешь зло.
– Да все это пишут, даже Ольга.
– Ольга пишет ироничные мистические детективчики, довольно добродушные. В них нет отрицательного заряда.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю. На то я и шаман. Ладно, отдыхай, ты проделал большое путешествие в астрале, набирайся сил, дремли, а я пока приготовлю тебе особый напиточек, – сказал Эндэнэ и вышел из комнаты.
Александр осмотрелся. Он лежал на полу на ворохе полуистлевших медвежьих шкур в маленькой комнатенке. На стенах висели непонятные предметы и пучки сухих трав. Остро пахло специями. Ему стало не по себе. Сделал попытку встать, но сил не хватило. Кружилась голова. Комната словно покачивалась, и он впал в забытье.
Очнулся он от грохота. Казалось, началось извержение вулкана, вспомнилась картина «Гибель Помпеи». Открыл глаза и остолбенел, хотя и так лежал бревном. «Звуки боевых действий…», – отметил он мысленно. В комнате было не продохнуть от едковатого густо-желтого дыма, окна повылетали, и шкуры были усеяны стеклянным градом. Видимо, снаружи палили из пулеметов по квартире. Эндэнэ сидел возле окна в позе лотос, словно изваяние, похоже, он окаменел. Пули с лязгом отскакивали от него, как от чего-то чугунного. Он то ли полностью ушел в молитву, то ли в заклинания, или это был улет в медитацию. Но за окном вдруг все резко стихло, а спустя несколько минут прозвучало два мощных взрыва. Дом покачнулся, но устоял.
… Потом они куда-то мчались на «джипе», Эндэнэ ожесточенно крутил руль, они сворачивали, пролетали сквозь пустырь, опять выскакивали на трассу, пейзажи за окном мелькали как в калейдоскопе, они уходили на время от преследовавших их двух «мерсов» и «лексуса», но три машины снова, как собаки, брали след…
Варенников полусидел на заднем сиденье, его трясло. От ужаса, от невыразимой жути он был бледнее трупа.
«Джип» перелетел через бетонную плиту и птицей приземлился на широкую тропу, уходящую в перелесок. Александр стал впадать в какое-то непонятное состояние, начался уход в прошлое, в котором он попытался спрятаться. Но в чье прошлое – то ли это была память его души, то ли память мозга Сержика… Неясно. Его страх осел на дно сознанья, а просторное, как чужая одежда, астральное тело отразило прежнее его существо и тот стародавний период, когда он частенько гулял по Арбату в обнимку с кокетливой пухленькой Леночкой.
Она, Леночка, застывала возле всех дельцов, торгующих псевдо-авангардной мазней.
– Какая гадость, Лен, идем отсюда, – оттаскивал ее он.
– Пусти, ничего не смыслишь в живописи, – вырывалась Леночка. –Это же авангард, философия подсознанья, психофизическая связь цвета и формы!
– Ты бредишь, что ли ? – возмущался он.
– Девушка права, – встрял длинный тощий тип, торгующий картинами. – Этот вид искусства воспринимают люди интеллектуально развитые.
Леночка торжествовала. А он удрученно рассматривал изображение волосатой пятки с глазом посередке, смотрел на зеленый пупок со щупальцами, жадно пожирающий дома, и бормотал:
– Ничего себе, если бы эти твари вдруг ожили и расползлись по улицам…
– Было бы очень весело, – щебетнула Леночка и шаловливо глянула на тощего типа. Тот осклабился, показывая желтые зубы.
Александр-Сержик пожал плечом. Ну стоит ли объяснять, что дисгармония в искусстве может привести к дисгармонии души и даже, возможно, к перекосу в экологии, к неизвестным последствиям? Не отсюда ли полтергейст и всякие штуковины такого порядка… Или он что-то не понял?
– А ты, несчастный консерватор, молчи лучше, – сказала, как куснула, Леночка. – На творческий полет ты не способен. Интеллект тю-тю! Уровень не тот.
Может, она права?
В тот день они крепко поссорились, неделю не разговаривали, и в отпуск он ушел один – она не захотела. Она теперь увлеклась торговцем авангардом.
Годы юности, он только после армии, его по блату пристроили в НИИ, работа нравилась, курьер… любовь, Леночка, ссора, которая забылась в отпуске, там были другие…
Лето, родной НИИ, многоэтажка тускло отсвечивает голубым кафелем в грязных подтеках, в холле прохлада и сонный вахтер, которому все равно, кто входит и выходит, в подвале сырость, груды хлама и выводок упитанных комаров, на крыше в ненужной теплице растут заброшенные кактусы самых причудливых форм, их никто не поливает, но им все равно хорошо. Ни в подвал, ни на крышу никто давно не заглядывает, разве что курьер от нечего делать, из любопытства, однажды. Заняты все очень.