Потом он медленно выпил, одну за другой, три чашечки кофе по-турецки. И только после этого взял в руки заколку. Он осторожно разломил ее. Внутри блеснул большой камень.
– Ага, вот ты и попался, – прошептал шаман и вынул драгоценность. Дыхание перехватило, когда положил бриллиант на ладонь. И тут же почувствовал, что здесь что-то неладно.
«Это не Энад», – резанула отчаянная догадка. –«Это же бижутерия! Подделка! Ну и ну! Ну и хитро же запутаны следы! Ладно, все равно я тебя поймаю, камушек. Все равно ты будешь мой!»
Эндэнэ вскочил и быстро зашагал по комнате. Его распалял азарт.
Хабблу приелась русская художница в летах, надоели ее ласки, надоел этот город, надоело все. Он ушел «по-английски», не прощаясь. Перед этим он подарил Ветте свой «бьюик», и купил себе «рено». Он отъехал от Лас Косимаса километров 150, и решил перекусить. Вошел в небольшой ресторанчик с овальным залом и круглыми, словно иллюминаторы, окнами. Интерьер напоминал нутро «летающей тарелки».
Только что прошел дождь, и стекло было усыпано мелкими бусинами капель, переливчатыми, как мыльные пузырьки. Хаббл сидел у «иллюминатора», пил кофе, и рассматривал двор. Он не успел испугаться, когда увидел, как полицейские машины быстро пронеслись по дорожке, мощеной гравием, и завизжали тормозами, останавливаясь у двери. На крыше пульсировали включенные маячки. Капельки на стекле расцветились красными и синими огоньками. Двери авто распахнулись, и из них высыпали полицейские. По двое из каждой машины, с оружием наготове. Два револьвера и два ружья направились к крыльцу. Один револьвер и одно ружье побежали к черному входу. Два револьвера и два ружья ворвались в ресторан.
Полицейский с револьвером остановился в дверях. Припав на колено, он напряженно держал оружие обеими руками, направив его в голову Хаббла. Полицейский с ружьем осторожно приблизился.
– Ни с места! Полиция! – гаркнул он.
Хаббл поднял руки.
Сержант с револьвером направился к нему от двери. Пока его напарник держал Хаббла под прицелом, сержант убрал револьвер в кобуру и, отстегнув наручники, защелкнул их на запястьях Хаббла.
Через кухню в зал прошел отряд прикрытия. Обойдя стойку, они встали вокруг Хаббла. Принялись обыскивать.
«Ничего у меня нет, я же выкинул пистолет тогда, сразу же. Разве что они его нашли» – пронеслась мысль.
– Вы арестованы по подозрению в убийстве, – сказал сержант. – У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. У вас есть право воспользоваться услугами адвоката. Вы понимаете свои права?
Хаббл кивнул. У него возникла идиотская детская мысль – броситься бежать со всех ног к своей машине. Его тут же пристрелят, и на этом все закончится. Все сразу, навсегда…
Иногда судьба меняется, все начинает идти не по плану, это Эндэнэ знал. Человек может выкинуть такой финт, что программа будущего даст сбой. И сбой порой случается самый радикальный. Не впади Варенников в запой в городке Дберь, так не торчал бы он сейчас здесь в обличье Сергея Азовцева, и тогда Эндэнэ быстрее, может, добрался бы до бриллианта. А теперь такая карусель закрутилась, такой лабиринт ситуаций, весь план зашел в тупик. Хаббла какая -то дурь закинула в пригородный ресторан, где его и повязали. Вытаскивай его теперь оттуда, снова Леду подключай, а это не есть хорошо. Леду можно задействовать только в экстренных случаях.
Эндэнэ добавил угольков в кальян, глубоко затянулся, и задумался. Да, у каждого в жизни бывают моменты, когда он непроизвольно делает выбор. Такое может случиться даже во время сна. Во сне человек перемещается в иные реалии, где корректируется программа судьбы.
И он задумался о себе, перебирая карты своей жизни.
Детство его прошло в Бейруте, ведь отец работал в Консульстве, а мама всегда была при нем. Эндэнэ помнит пески пустыни, верблюдов, и бедуинов в чалмах, из-под которых торчали длинные рыжие волосы, и точно такие же рыжие, почти красные, бороды. Он думал тогда, что они красятся в цвет солнца специально, чтобы понравиться светилу, и оно чтобы не сожгло их совсем. Бедуинам никогда не было жарко, они быстро ездили на верблюдах, он видел много раз, как верблюды мчатся по пескам, такую скорость дают, птиц обгоняют, им бы даже позавидовали супер-гонщики на маленьких гоночных машинках. Верблюды, высокие, с горбами, навьюченные каким-то бедуинским барахлом, они восхищали маленького Эндэнэ…
Потом они ехали в город, отец был за рулем, и что-то случилось, Эндэнэ очнулся в чужом месте, все было белое, такая белая стена, пододеяльник, и страшная белая боль. Чужие смуглые люди во всем белом приходили, втыкали в вену иглу с кишкой, которая тянулась к подвешенной банке, в банке была прозрачная боль, она втекала в проткнутую руку, в грудь, во все тело, которое и так напичкано было болью. Он лежал долго, казалось, тысячу лет, и с ним все время чего-то делали, он измучился от процедур. Папа с мамой не приходили, и он догадался, что никогда не придут, что их больше нет. Когда терял сознание от боли, видел их – папа обнимал маму, они были далеко за песками, он бежал к ним, но пески отодвигались, как мираж, и чем быстрее он бежал, тем больше отодвигались пески. Он кричал и махал руками, звал маму, папу, но они не слышали его…