Выбрать главу

И то правда, дворец Петра Ивановича на берегу Мойки знаменит был на весь Петербург и обстановкой своей, и лукулловыми пирами. Особо же граф гордился своей оранжереей, где всяческие диковинные фрукты произрастали, другие бояре ананаса в глаза не видели, а у Петра Ивановича их на стол подавали. Экипаж графа сверкал золотом, а, глядя на его английских жеребцов, многие познатнее зубами скрипели, ведь недаром он заплатил безумные деньги за прямого потомка самого Годольфина из конюшни не кого иного, как герцога Кумберлендского. Однако ж графа Петра Ивановича интересовало совсем другое, куда как далекое от скачек и ананасов, недаром же государыня Елизавета его генерал-фельдцехмейстером пожаловала, сиречь главноначальствующим всей артиллерией российской армии. В связи с этим имелись у Петра Ивановича кое-какие мыслишки, однако он пока не знал, можно ли их излагать остальным членам Конференции.

А, кстати, вот и они появляются. Пришел вице-президент Бутурлин, как всегда, с красноватым носом, вероятно, успел с утра причаститься. Прибыл князь Никита Юрьевич Трубецкой – Петр Иванович усмехнулся про себя, когда вспомнил, как фельдмаршал Миних бросил ему в лицо: «Единственно, о чем жалею, что не повесил тебя, вора!» Но в России воров не вешают, особливо если они из князьев. Примчался конференц-секретарь Дмитрий Васильевич Волков, следом за ним братец Александр Иванович, при виде его Трубецкой сразу скривился, не забыл мерзавец дел Тайной канцелярии, от которых спасла его матушка-императрица. Генерал князь Михаил Голицын имел вид важный и озабоченный, еще бы ему спесью не надуваться. А вот когда появились братья Бестужевы, скривился уже сам Петр Иванович. Впрочем, Михаил Петрович уже был назначен послом в Париж, а потому его можно было не брать в расчет, зато с канцлером считаться приходилось всерьез.

– Ну-с, господа, я полагаю, мы можем начинать? – у всех сразу и ни у кого именно спросил Петр Иванович.

Канцлер поднял руку:

– Ни в коем случае. Мы должны дождаться Его Высочества, наследник Петр Федорович обещал сегодня быть.

После этого граф Шувалов скривился, словно ему привелось раскусить хороший спелый лимон из собственной оранжереи. Вот уж кого он меньше всего хотел видеть, так это цесаревича, однако ж были в этом и положительные моменты, ведь наследник терпеть не мог канцлера. Вопрос только в том, насколько одно уравновесит другое. И действительно, вскоре в дверях возникла нескладная фигура в тесном синем камзольчике, члены Конференции поспешно вскочили. Цесаревич прошел к председательскому креслу, неловко переставляя прямые ноги в высоких грубых ботфортах, от которых явственно разило дегтем, дождался, пока все отдадут положенный поклон, и брюзгливо предложил:

– Садитесь, господа, садитесь.

Петр Иванович тихо вздохнул. Его шелковый кафтан буквально сиял золотом и камнями, брабантские кружева… Ну, не скажите, только серебряные. Говорят, что кафтан графа Разумовского тоже бриллиантовые пуговицы украшали, но у Шувалова они, пожалуй, покрупнее. Братец Александр не раз пенял ему, что-де живет не по средствам, но Петр Иванович досадливо отмахивался: пустое, если есть долгу двести тысяч, нужно перехватить еще триста, тогда ровно полмиллиона получится. Хотя заводы уральские изрядную прибыль приносят, но все равно деньги нужны отчаянно, особливо же для новых начинаний.

Петр Иванович встал, откашлялся и произнес:

– Господа, сегодня мы должны решить, как лучше исполнить повеление Ея Величества о привнесении военных действий во владения короля прусского.

– Действительно, – тут же заторопился канцлер, – согласно союзному трактату мы должны оказать всемерную помощь Австрии, дабы совместными усилиями укротить этого хищного волка, терзающего Европу. Ведь он уже проглотил Силезию и Саксонию, кто же станет его следующей жертвой? А наши австрийские союзники уже разбили пруссаков при Колине! Сейчас самое время нанести им новый удар!

Петр Иванович видел, что при каждом новом слове Бестужева цесаревич все больше и больше мрачнеет. Голова его постепенно уходила в плечи, и только длинный нос торчал, словно клюв цапли. Вообще в эту минуту наследник больше всего походил на потрепанную, полинявшую цаплю. Наконец Петр Федорович не выдержал, вскочил и в ажитации закричал: