Я помог ей снять одежку и тихонько ощупал то место, куда она ткнула пальцем. На перелом не похоже. Вернее всего, она просто выбила сустав, когда кувыркалась по откосу.
— Терпи, казак, будешь командармом.
Я резко дернул ее за руку. В плече что-то звонко хрустнуло, и вроде бы сустав встал на место. Но Оксанка чуть не лишилась чувств от резкой боли. Ноги ее подкосились в коленках, и она просто рухнула в мои объятия. Прижав ее к себе, я гладил девчонку по влажным волосам, куда падали и тут же таяли снежинки, и приговаривал:
— Вот и ладненько, маленькая моя. Теперь все будет хорошо. Скоро она перестанет болеть, и ты сможешь набить мне наглую морду.
Она слабо улыбнулась, а из глаз продолжали катиться крупные, как алмазы, слезинки.
Когда боль немного утихла, я помог ей надеть шубу, и мы тронулись в дальнейший путь. Я свернул к железнодорожному полотну, решив на всякий случай поплутать немного, чтобы сбить со следа маловероятную погоню. Береженого бог бережет.
Перебравшись на противоположную сторону, мы опять углубились в лес, уходя все дальше от железной дороги. Конечно, мы сильно при этом рисковали. Все-таки здесь тайга, а не парк культуры и отдыха, заблудиться в этих местах ничего не стоило. Но я предпочел рискнуть. Где сибирские сыщики станут искать беглецов? Там, где можно найти, то есть на дорогах. А в тайге скорее сам себя потеряешь* чем кого-то найдешь. Вряд ли нас оставят в покое после того, что я сотворил в поезде. И неизвестно, что лучше: сгинуть в тайге или быть порезанным на ленточки для мафиозных бескозырок.
Отмахали мы уже прилично. Я даже курил на ходу, не останавливаясь, чтобы не сбить темп. Ок-санка раскраснелась и попыталась было расстегнуть шубейку. Пришлось пресечь это на корню. Ей только воспаления легких не хватало.
Наконец и я окончательно запыхался. Прислонившись к дереву, стоял и жадно вдыхал морозный воздух, выпуская густые клубы пара, как скаковая лошадь. Оксанка пристроилась рядом и стала постепенно сползать вниз, норовя усесться прямо на снег.
— И не думай об этом, — строго предупредил я ее. — Потом тебя не поднимешь.
Ксюшка, недовольно сверкая в темноте огромными глазищами, прокричала:
— Садист безжалостный! В тебе нет ни капли сострадания к ребенку. И зачем ты только забрал меня из детдома? Чтобы постоянно измываться?
Я лишь горько ухмыльнулся, прекрасно понимая ее состояние. Мне, здоровому мужику, и то было нелегко. А что уж взять с этой пигалицы? Спасибо еще, что пока не приходится тащить ее на руках. Но рано или поздно может и до этого дойти. И я с ужасом представил себе, что будет, когда и я выбьюсь из сил. Останется нам только медленно замерзать под сибирским небом. Может быть, нас и найдут по весне, если не слопают хищники.
— А ты знаешь, куда нам нужно идти? — В голосе девчонки слышались мольба и надежда. — А то заблудимся здесь, как Сусанин со шведами.
— С поляками, — автоматически поправил я.
Откуда мне было знать, в какую сторону двигаться. Но и Ксюшке о потере ориентировки в незнакомой местности говорить нельзя. Страх быстро подтачивает остатки сил.
— Примерно знаю. — Я закурил и с сожалением заметил, что пачка почти пустая. Правда, оставалась еще трофейная, Димина. — Вперед, и только вперед.
— И далеко живет этот вперед? — Клубы пара окутали ее лицо.
— Леший его знает. — Я неопределенно пожал плечами. — Только на месте оставаться однозначно нельзя. Будем надеяться, что нам повезет и мы скоро выйдем к жилью или хотя бы на какую-нибудь дорогу.
— А дальше что?
— Там посмотрим.
Окурок улетел в темноту, разбрасывая по пути малюсенькие искорки.
— Пошли. — Я оторвал спину от дерева и пробормотал себе под нос: — Надеюсь, мы не перешли ненароком китайскую границу. Я в их проклятом ушу ни черта не понимаю.
Так мы брели еще очень долго, иногда останавливаясь на привал. Ноги гудели и чуть ли не дымились. Постепенно мной стала овладевать злость на самого себя, постоянно попадающего в переплеты. Ведь живут же другие люди спокойно. Растят детей, каждый работают от звонка до звонка, а потом просиживают штаны перед телевизором. И если куда-нибудь выбираются размять кости, так или до ближайшей пивнушки или всей семьей на дачу. Меня же как черти гоняют от одной неприятности к другой.
Оксанка поскользнулась, спускаясь в небольшой овражек, преградивший путь, да так и осталась сидеть, даже не пробуя встать. Нахохлилась, как замерзший воробей, хотя во все стороны от нее валил пар.
— Поднимайся, а то застудишься и детей не будет. — Я протянул ей руку, желая помочь.