Вот так странно это звучало.
Приняв вызов я услышал ее голос, сонный, как будто она только встала и это я разбудил ее звонком. Она спрашивала, как я, все ли в порядке и как скоро выйду и открою магазин, без меня он пустовал. Я не могу больше оставлять свои обязанности.
Когда я вновь вышел на работу первым делом решил зайти к Трисс. Она как всегда занималась чем-то в спальне, шурша бумажками, пакетами. В гостиной стоял приятный и терпкий запах пряного чая.
— Проходи, Дал! — крикнула она мне из спальни, поспешно громыхая ящичками. — Выключи чайник. Я сейчас подойду.
Я послушно выключил кипящую воду и сел на диван, на который всегда садился, когда приходил к ней, потому что боялся сесть куда-нибудь ещё.
Она появилась передо мной, волосы мокрые и с большим количеством мелких кудряшек, похожих на лапшу. Она явно только вышла из душа. На ней был очень короткий халат и говоря очень, я имею в виду, что речи о закрытых коленях не шло.
Я никогда не был ханжой, мне нравятся женские ноги, но всегда казалось, будто она смущала меня специально, как учительница смущает старшеклассника вызывающим вырезом. Но, должно быть, это просто мои домыслы, так как она всегда выглядела только привлекательно и никак иначе.
Она выключила чайник и расставила передо мной привычные прозрачные чашки с «Бирдекелями» на глянцевый деревянный стол. Прекрасный ароматный чай наполнил чашки. В запахе различался то ли бергамот, то ли мята. Никогда не понимал разницу.
Трисс села рядом, развернувшись ко мне так, что ее колени упирались в мои. Было некомфортно, но ей я этого не сказал. Поправив халат она взяла чашку и, облокотившись на диван смотрела на меня.
— Так… Дал, что случилось? Почему ты не смог выйти вчера, позавчера и во вторник?
Я покрутил чашку в руке, она была горячей и сильно шпарила пальцы. Я некоторое время не знал, что ответить. Трисс явно не тот человек, которому можно было бы доверить рассказ о Примусе. Да и она бы не одобрила зверушку, которая могла бы отвлекать меня от работы, пусть этого, скорее всего, и не случилось бы. После некоторых раздумий я решил свести риски к минимуму. Ведь если врать про несуществующих людей об этом вряд ли узнают.
— Прости, что так вышло. В город приезжала кузина. Ей нужна была помощь, переночевать на несколько дней. Вот мне и пришлось помочь. Ты понимаешь, семья…
— Кузина? — она поморщилась, то ли чай был горький, то ли вру я неубедительно. — Не знала, что после войны у тебя остались родственники.
— Да, я сам был немного поражен. Мы не виделись с ней… С момента как ушёл в армию и не виделись.
— Расскажи мне о ней.
— Гм. Она, ну. Ей около тридцати, она невысокая, черные волосы… Немного похожа на мальчишку. Она тоже любит читать… — Врать было сложно, особенно ей. Казалось, она правда может видеть меня насквозь и это было невыносимо. — Она хорошо выучена, заканчивала что-то не помню… Кажется, у неё тоже никого не осталось, кроме меня. Она в городе была проездом, сейчас её депортировали… Хм, не помню, куда.
— Возможно в Германию, сейчас много кого туда отправляют.
— Да, кажется, в Германию…
Она поставила чашку и сначала просто смотрела на меня, пока я говорил. Долго смотрела, почти не отрываясь. Потом улыбалась, иногда вполне подходяще улыбалась, а потом невпопад. Она сгорбилась, поставив одну руку на колено и наблюдая за мной. Когда я договорил она снова села прямо, все ещё не оставляя между нами места для воздуха.
— Знаешь, последнее время я очищала свое тело. Я поняла, что в нем так много лишнего, не нужного…
— Очищала? Но как?
— Я почти не спала и не ела. Сон в три часа отлично отрезвляет, а когда я не ем мне не приходится чувствовать внутри еду. Я так много думала. Обо всем. О многом. Знаешь, голова забивалась и я начала бояться, что место для мыслей кончится… А потом что-то лопнуло и мои мысли стали всем. Всем вокруг. Они стали… — она искала, на что бы указать. — Этим журналом и всеми собранными в нем политиками, этим диваном и всеми, кто когда-либо сидел на нем, этой кроватью на которой я придавалась любовью с десятками людей… — все свои слова она сопровождала показывающими на мебель жестами. — Или даже тобой! Я думала о тебе, так надеялась, что ты придёшь и вот ты пришел…
Говоря это она выглядела так печально. В тёплом свете от лампы с ситцевым абажуром я стал замечать её морщины. Она смотрела на меня со страхом и надеждой, это был странный коктейль из эмоций, который я не смог бы объяснить. Так много в ней поменялось. Её волосы вовсе не были чистыми — они были взъерошенными и неухоженными. Халат на его концах был рван, а кружка в её руках то и дело дрожала. — Я выйду на работу завтра, — подытожил я, оставляя кружку на столике, — спасибо за чай, Трисс. Ещё увидимся.