Умолять Мачете бесполезно: это она ещё помнила. Помнила всё до мельчайших деталей, тщетно вытравливая из памяти, забивая новыми впечатлениями и знаниями. Такое не забывается — даже без дара менталиста.
— Хуан, что ты делаешь?! Отпусти её! Это Диана, Диана Фостер, моя подруга!..
Диана болезненно вскрикнула, когда Мачете вздёрнул её на ноги, рванулась прочь. И ведь прекрасно понимала, что лучший палач сеньора Флореса никогда не выпускал добычу из рук…
— Отпусти девушку.
Мужчина стоял перед ними спокойный, неподвижный. Только синие глаза, пожалуй, в этот миг казались всё-таки ледяными. Диана вскинула на него отчаянный взгляд, прекрасно понимая, что не будет чуда, не будет спасения…
— Не вмешивайтесь, — дрожащим голосом попросила она. — Он… он убьёт вас… прошу вас, уходите… не надо…
Голос всё-таки дрогнул: Мачете держал слишком больно. Но ещё больнее оказалась мысль о том, что это конец. Это и вправду конец. Отец не упустит её второй раз.
— Послушай её, — глухо проговорил Мачете, глядя в глаза неожиданному защитнику. — Проваливай.
А ведь мужчина, стоявший перед мексиканцем, ничуть не уступал ему в росте. И в размахе широких плеч. И… пожалуй, дорогой плащ и строгая шляпа казались на нём несколько чуждыми. Такому человеку больше подошла бы кожаная куртка и бита.
— Ты плохо слышишь, cretino?! Или тебе прочистить уши? Сейчас сделаю — насквозь!
К виску Мачете приставили толстый, неуклюжий «магнум». Грохота от такого — на целый квартал. Это Диана тоже помнила.
— Послушай Луиса, — ровно и невыразительно проронил бритоголовый мужчина, не вынимая руки из кармана пальто. Диана даже не сомневалась: там у него вовсе не ключи. — Он парень горячий, того и гляди, устанет держать палец на курке. Мы же не хотим запачкать улицы и встревожить прохожих?
Прохожих, на самом деле, как ветром сдуло. Диана даже погрустнела: в этом суть человеческой натуры. Инстинкт самосохранения. Немногие безумцы вступаются за незнакомцев.
А те, кто вступаются, зачастую мало чем отличаются от преступников.
Не в обиду её защитнику, разумеется.
— Ты район попутал, свинья мексиканская?! — снова не сдержался смуглый водитель «Линкольна», вдавив дуло в череп Мачете. — Улицей промахнулся? Так я тебя отправлю по адресу! Прямиком на Гринвудское кладбище…
— Луис, — мягко укорил водителя бритоголовый мужчина. — Не при даме.
— Не убьёшь.
Мачете медленно разжал пальцы, и Диана тотчас отшатнулась за спину неожиданному спасителю. Впервые на её памяти палач отца отпустил жертву…
— Уверен? — поразился Луис. — А наши друзья из «Маленькой Италии» считают иначе! И звать не придётся: вон, бегут уже. Никак, похоронные услуги предложить!..
Диана невольно обернулась: и впрямь бежали. Несколько крепких мужчин, один в кровавом переднике, другой всё ещё в пенке, размазанной по подбородку. И все вооружены.
— Прошу тебя, Хуан, — непривычно бледная Кира несмело коснулась локтя ухажёра. — Уйдём отсюда. Кто-то предупредил макаронников… они же бешеные… их район тут за углом…
Мачете отступал, не сводя глаз с Дианы. Вначале медленно, затем, подчиняясь требовательному шагу спутницы, быстрее.
— Нельзя отпускать, босс, — покачал головой Луис, убирая пушку за отворот кожаной куртки. — Целую свору приведёт.
— Знаю.
— Дон Медичи! — всплеснул руками добежавший к ним полный итальянец в переднике. Пятна крови оказались настоящими: никак, мясника из лавки позвали. — Ну что вы? Нам бы сказали, зачем самому мараться?
— Ничего не случилось, дон Скабрезе, — успокоил нервного лавочника Медичи. Приобнял за плечи, несильно сжал. Взгляд синих глаз вновь потеплел, так что Диана даже поёжилась: чего ожидать от человека, который столь разительно меняется в один миг? — Ступайте, ступайте. Благодарю за готовность. Вы, как всегда, спешите на помощь…
— А то как же! Дон Медичи! Здесь вам не Лондон… Я вот и племянников позвал… Если бы что случилось!.. Мы вам так обязаны…
Дон Медичи склонился над расчувствовавшимся лавочником, потрепал его по плечу, быстро проговорил несколько успокаивающих фраз на итальянском. Диана несмело переступила с ноги на ногу, лишь теперь разглядев, что испачкалась во время падения, порвала колготки, да ещё и полностью вымокла — дождь накрапывал по-прежнему заунывный и будничный, словно ничего и не случилось.