– Товарищ капитан, без связи как будем? – спросил Мищенко.
– Очень просто, – ответил Тарасов. – На пальцах объяснишься, если приспичит.
– Не нравится мне это все, – проворчал Шурави. – Мирная зачистка, мать твою за ногу…
– И еще: если возьмут, молчать глухо, – быстрым взглядом заткнув рот брюзжащему прапорщику, добавил Артем. – Мазу за вас, черепа, никто тянуть не будет, потому как – полная секретность. Поэтому молчать, пока знакомую рожу не увидите, – меня, комбата или начштаба. А если увидите, кроме «здравия желаю», все равно ничего не вякать – сами скажут, что надо… Ясно?
– Так точно, – прогудели бойцы.
Крытый брезентом грузовик принял группу в свое затхло пахнущее нутро. Задернулся клапан, и в редкие отверстия брызнули солнечные лучи.
Артем склонился над картой. Вроде все знакомо. Поселок в окрестностях Грозного. Дачи. Свежий асфальт – вот этой дороги в последнюю войну не было…
– Товарищ капитан, почему этот козел выдал только по одной запасной обойме? – спросил Багратион.
– Огневого боя не будет, Саша, – заверил Тарасов, хотя сам вовсе не был в этом уверен.
Машина остановилась. Стал слышен легкий шум близкой речушки. Точка выгрузки.
Артем отпахнул брезент, и в кузов ударила струя напоенного вечерней прохладой воздуха.
Тарасов прыгнул через борт. Бойцы последовали за ним. Грузовик погасил фары, слился с наступающей ночью.
След в след они бежали по берегу ручья. В руке старшего прапорщика Михайлова мелькал бурый футляр штык-ножа.
Берег поднимался. Стал виден ряд фруктовых деревьев, высаженных по линейке, высокие заборы. Вслед группе пролаяли и тут же заткнулись цепные псы.
Тени бойцов просквозили мимо молчащих, опасно припаркованных на осыпи машин. «Здесь!» – жестом указал Артем. Группа оказалась перед трехметровым дощатым забором с резными завитушками поверху. Кузнецов прижался спиной к доскам, сложил руки в замок и пропустил наверх тощего Мищенко. Шурави проделал тот же трюк с Тарасовым и не удержался от того, чтобы не шлепнуть по заднице карабкающегося следом Багратиона.
Артем мягко побежал по свежевскопанной земле в ту сторону, где светились вечерние окна. Он слышал едва слышный шелест – бойцы расходились веером, окружая дом.
Шурави-Михайлов и Артем скользнули вдоль стены, заглядывая в окна. Светится телевизор, молодой человек с небритым лицом смотрит новости. Не он… Кухня – толстая тетка в платочке хлопочет у стола. Кошка на пушистом восточном ковре…
Тарасов указал Шурави на входную дверь. Прапор кивнул, оскалив зубы. Артем взобрался на тощие плечи Мищенко и, подтянувшись на руках, взлетел на балкончик под скатом крыши. «Раз, два, три», – медленно отсчитал Тарасов и вынес ударом ноги оконную раму. Снизу прогрохотало в ответ: Шурави выбил входную дверь. Взвился под небо женский крик и мгновенно затих.
Тарасов, захватив «ПП-2000» обеими руками – за рукоятку и скобу, – повел стволом по комнате. Толстый дядька в одной майке выпученными глазами смотрел на гостя. Он сидел за столом, накрытым к чаю, и в руке животастого дымилась чашка. На вешалке в углу висел милицейский мундир с подполковничьими звездами.
Артем приложил палец к губам. Чайная чашка, звякнув, вывалилась из рук хозяина.
– Кто?! – прохрипел он. – Кто…
Тарасов шагнул вперед и ударил толстяка ребром ладони по шее, тот послушно рухнул лицом в цветастый поднос со снедью. Дверь комнаты распахнулась, и на пороге вырос прапорщик Кузнецов.
– Внизу чисто, – доложил он, склоняясь над бесчувственным телом.
– Домашние живы?
– Так точно… Шурави пацану – сын, наверное, – морду кулаком разбил, а так все нормально…
– Поехали!
Артем подхватил толстяка под колени, прапорщик принял того под плечи. Тело моталось из стороны в сторону, цепляясь брюхом за перила гнутой лестницы. Мищенко с облегчением махнул рукой: он контролировал первый этаж. Двое остальных шерстили двор на предмет возможных неприятных неожиданностей.
– Дернешься – пристрелю, – шепнул Тарасов в волосатое ухо пленника.
Открыли изнутри калитку – Шурави пришлось поорудовать штык-ножом – и тронулись в обратный путь, передавая ношу. Кузнецов, которому пришлось тащить стокилограммового пленника дважды – в паре с Артемом и Мищенко, – злобно сопел.
Они вышли к машине раньше заданного времени. Начинающего очухиваться толстяка загрузили в кузов. Грузовик выкатился на бетонку и набрал скорость. Дичь бессмысленно пялила глаза, потела и мычала сквозь обрывок скотча. Багратион давал арестованному пинка, когда тот слишком резво сучил обутыми в домашние тапки ногами.