Подполковник запаса воздушно-десантных войск Арсен Марабдели задумался. Перебирая в памяти подходящие кандидатуры, он понял, что среди его подчиненных такого человека нет, — в охране работали парни в основном молодые, накачанные, но без фантазии. Тогда он отправился в собственное прошлое, которое мало чем отличалось от прошлого большинства из этой категории людей — отставных десантников восьмидесятых.
Вехи их биографии можно было обозначить именами государств, городов, областей, перевалов и рек: Рязань, Кабул, Кандагар, Саланг, Нагорный Карабах, Днестр, Терек, Грозный… — и следами от пуль и осколков на их телах. Очень о многом могли рассказать десантники, многие из которых побывали далеко за пределами своей родной страны. Но большинство из них старались даже не вспоминать реки крови, разорванные тела и взорванные сакли. Они молчали; говорили другие — те, кто отсиживался в штабах, кто проводил зачистки мирных сел, откуда давно ушли боевики, те, кто не знал о существовании такого физического параметра — температура кипения крови…
Сорокавосьмилетний грузин Арсен Марабдели этот параметр не раз ощутил на себе. И теперь вспоминал имена тех, кто был с ним рядом. Хотя «вспоминал» — не то слово. Подполковник ВДВ их не забывал никогда. Просто он думал о том, кто из его былых сослуживцев подойдет больше всего на роль «дядьки» Васнецова-младшего.
— Есть один человек, Василий Васильевич, — произнес он наконец. — В одном полку служили.
— В Афгане?
— И там тоже. Он моложе меня лет на девять-десять, почти сразу из Рязани «за речку» попал. Вышел оттуда в числе последних. Потом — Чечня… Парень что надо. Он мне чем-то царского офицера всегда напоминал. Не поручика Ржевского, конечно, а совершенно наоборот. Какого-нибудь… ну, Андрея Болконского там… Храбр невероятно, но солдат своих берег, прикрывал сам при отходе — было дело… Честен… Ну, не до глупости, конечно, но многим его не понять. Слышал я, что пару лет назад работал он инкассатором, и оказалось у него три «лимона» баксов, бесхозных. Никто не знал, где они. Так он их в банк вернул.
Васнецов присвистнул:
— Во дурак… И себе ничего не оставил?
— Ничего, в том-то и дело! Гол как сокол. А со службы его поперли за то, что он одному мудаку с большими звездами оплеуху отвесил.
— За что? — не поверил Васнецов. В его сознании — сознании старшего лейтенанта запаса, отслужившего после автодорожного института свои полтора года командиром взвода, — не укладывалось, как можно отвесить «оплеуху» старшему по званию. Хотя мерзавцев и воров с большими звездами и он повидал предостаточно.
— Видно, было за что, — загадочно ответил начальник охраны. — Старое ворошить… Короче говоря, парень по всем статьям подходит. Дерется великолепно. С бандитами… — Марабдели чуть замялся, — проблем нет.
От его начальника не ускользнула секундная запинка:
— Значит, были проблемы?
— Он их успешно решил, — твердо ответил Арсен Родионович. — Последний раз я его видел полгода назад, он тогда работу подыскивал.
— Так, может, нашел уже?
— Вряд ли, — сказал Марабдели. — Нашему брату не так-то просто устроиться. А такому, как он… Но охранять парнишку — это для него.
— Возможно, возможно… Ну и как зовут твоего «рыцаря без страха и упрека»? — спросил наконец Васнецов.
— Юрий Филатов, — четко ответил бывший подполковник.
ГЛАВА 4
С того страшного дня, когда на глазах Юры Филатова погиб Данька Рассказов, прошел почти месяц. Все это время лейтенант Фил, как называли его знакомые, занимался в основном двумя делами: с утра что-нибудь разгружал, а по вечерам пил. Был, правда, в его распорядке относительно трезвый период продолжительностью часа примерно в два, когда он приходил домой после погрузочно-разгрузочных работ, умывался, наскоро перекусывал… и погружался в мир, придуманный Фрэнком Хербертом. Надолго, правда, его не хватало, и он, накинув куртку, отправлялся в магазин.
Теперь Фил не искал собутыльников. Удивляясь самому себе, он опрокидывал рюмку за рюмкой, одновременно переворачивая страницы «Дюны». Книга, которую он пообещал сам себе, прочитав, отнести в библиотеку, едва ли не с первых страниц заворожила «последнего паладина мира», как обозвал его еще в Рязанском училище ВДВ замполит курсантской роты, человек весьма неглупый и начитанный.
К ночи Фил терял ориентацию во времени и пространстве, грани реальности стирались, и он начинал разговаривать с героями книги, спорить с ними, а назавтра находил на прочитанных страницах пометки, сделанные карандашом. День ото дня Филатову становилось все больше не по себе, и он начинал задумываться, не является ли все это какой-то новой формой белой горячки.