— Шайтан разорви ваших отцов и их детей, ну как можно быть такими трусами? Засраной гранатки испугались! Ай, позор!
— Ну, дык а кто знал, что она газовая? — попытался оправдаться один из «соратников». — А если бы боевая?
— Долбак ты, если бы она была боевая, мы бы все сейчас в институте Склифосовского лежали, и еще неизвестно, на каком этаже, — в морге скорее всего, — отмел оправдания Гасан. — Обосрались, короче говоря. На всю Москву опозорились. Как щенки какие-то… О Аллах, за что я вам бабки плачу?
— Ну, сегодня мы им устроим в натуре…
— Да уж… Устроители хреновы». Вчера надо было не щелкать. Гарик, найди этого Грица, скажи, что перетереть надо, типа просто базар без гранат. Понял?
— Понял… А что, так мочить не будем?
— Дурак ты. Будем, конечно…
«Терку» назначили на завтра. Гриц, конечно, чувствовал неладное, но «терка» не «разборка», поэтому оружие он приказал своим парням не брать. Не было никакого «железа» и у людей Гасана. Зато у них был Ли Хой.
Гриц в иерархии московских авторитетов стоял значительно ниже Гасана, поэтому, соблюдая «понятия», он должен был согласиться на место и время «стрелки», предложенное последним. Около десяти утра они встретились на пустыре неподалеку от МКАД. Каждого из боссов сопровождало по пять братков. Гасан хмуро оглядел «воинство» противника и спросил:
— Справишься, каратист?
— Справлюсь, — уверенно ответил Ли. — Если у них, конечно, стволов нет.
— Не должно, — с сомнением в голосе сказал «визирь». Иначе их самих с говном съедят. Это ж не беспредельщики какие-нибудь. Просто «крыша»…
— Ладно, пошли, — решил Гасан и двинулся по направлению к группе, впереди которой стоял высокий длинноусый мужчина. Это и был Гриц.
— Ну, Гасан, как тебе свежий воздух после моей гранатки? — сразу взял он быка за рога. Примирением явно не пахло, что для Гасана было «самое то». Он покачал головой:
— Наглеешь, хохол. Смотри, нарвешься! Я тебя предупреждал, чтобы ты на те точки рот не разевал? Предупреждал. А ты, баран, что делаешь?
Гриц не любил, когда его называли «бараном». Равно как и другими домашними или дикими животными. И он не сдержался.
— Ты, чучмек сраный, за барана ответишь! — заорал Гриц и замахнулся… Лучше бы он этого не делал.
Перед пятеркой его братков, уже закатывающих рукава, возник небольшой смерч. Китайцы вообще обладают небольшим ростом. Ли Хой дрался эффектно, почти как в кино, тем более что его противники не отличались ни ловкостью, ни тем паче знанием боевых искусств. Через минуту все было кончено. Пятерка Грица отдыхала на мокром снегу, сам он, пока ничего не поняв, стоял перед Гасаном, а китаец скромно отошел в сторонку.
— Это я-то чучмек сраный… — печально произнес Гасан. — Вай, Гриц, баран — он и есть баран. Теперь я весь рынок забираю. Чтоб духу твоего там не было. Не хотел по-хорошему, пополам — будет по-плохому…
Он повернулся и спокойно пошел к своему джипу, с удовольствием размышляя о том, что на такие мелочи ему осталось размениваться недолго.
ГЛАВА 7
— Юрик, вот ведь грех-то какой, спички кончились! Нету у тебя?
— Зажигалка, тетя Маша. Вот, возьмите. — Филатов вручил соседке одноразовую зажигалку. Он только что вернулся к себе после того, как отвез Костю домой, на Патриаршие пруды.
— Вот спасибо, Юрик. А то в магазин бежать… Кстати, тебе от Кати привет. Звонила, спрашивала, как ты.
— А-а, спасибо. Я ей перезвоню…
За всю последнюю неделю десантник не выпил ни грамма. С самого утра он должен был отвезти в школу Васнецова-младшего, после обеда забрать его и в соответствии с планом парнишки или заниматься с ним самому, или везти в школу Пака. Закадычных друзей у Кости не было, приятели посещали те же учебные заведения, а девочка, с которой он дружил, уже две недели была в отъезде — после жестокого гриппа родители решили свозить ее в место с климатом более благоприятным, чем мокрая мартовская Москва. Так что пока их поездки фактически ограничивались всего двумя школами, в одной из которых Костик сражался с иксами и игреками, склонениями и спряжениями, а во второй учился всему, что дал человечеству благословенный Восток.
Несмотря на просьбы Кости, Филатов отказывался знакомиться с Паком, резонно полагая, что двух Учителей у одного отрока быть не должно. Имелось в виду слово «Учитель» с большой буквы, то слово, что впечатывается в память едва ли не с младенчества, а потом служит единой направляющей в судьбе человека, избравшего для себя судьбу Ученика (опять же с большой буквы). У Филатова такого Учителя не было. Он постигал другую школу — школу советского десанта; его наставниками были офицеры, прошедшие огонь и воду, песок и джунгли Афганистана и Анголы. Лейтенант Фил никогда не сомневался в правоте своего пути — его путь был прям, как стрела, и свернуть в сторону его не заставил бы никто. Тем более что за последние годы он научился чувствовать ложь — единственную составляющую Вселенной, которую он ненавидел всеми фибрами души. И тех, кто ему лгал, он карал жестоко.