— Бля, Юрок, ты это иль не ты? — в пятый раз вопрошал Петрович, мутным с перепою взглядом перебегая с одного ночного гостя на другого.
— Ты, может, в хату пустишь или нам до утра на дворе канать? — подпустил блатной фени десантник, знавший, что его приятель долго сидел в тюрьме за убийство собственной жены, которого, впрочем, он не совершал.
Петрович посторонился и сказал:
— Заходьте, только тихо. У меня Танька малая живет. Не разбудите…
Это была новость. Филатов даже не предполагал, что девчонка, приехавшая с Петровичем в Москву из медвежьего уголка Сибири, опять поселилась у него.
— Подожди, так ей же вроде койку в общаге дали? — удивленно спросил он.
— Дать-то дали, только не ужилась она с этими бл…ми. Там не общага, а бордель. А эта, блин, «плечевая», — вспомнил он эпизод из непростой биографии девчонки, — не привыкла, когда мужики из окна прямо в постель прыгают. Вот и вернулась ко мне. Ничего, живем.
Они вошли в горницу, и Филатов сразу почувствовал присутствие женщины в доме: тут было чисто прибрано, посреди стола стояла ваза хотя и с искусственными, но все-таки цветами, на окнах висели белоснежные занавески. Такого порядка у Петровича отродясь не было.
Компания Филатова устроилась на диване, сам десантник и хозяин сели за стол.
— Петрович, помощь нужна. Можем мы у тебя на несколько дней зависнуть, но так, чтобы ни одна живая душа не знала?
— А чего нет? Можете. Только вот барышню вон ту, — он показал корявым пальцем на Катю, которая уже посапывала, опустив голову на плечо Зины, — спать надо укладывать.
В этот момент из боковушки появилась худенькая фигурка, задрапированная поверх ночной сорочки в огромную цветастую шаль из тех, что делали неподалеку отсюда, в Павловском Посаде.
— Вот, Татьянку разбудили, — недовольно буркнул Петрович. — Ну, коли уж проснулась, устрой этих мадамов на постой в моей комнате на диване. Я-то, судя по всему, сегодня до койки не доберусь.
Таня во все глаза смотрела на невесть откуда взявшегося Прекрасного Принца из ее снов — Юрия Алексеевича Филатова. Он действительно снился ей чуть ли не каждую ночь, и ничего поделать с этим она не могла. Так что присутствие в доме незнакомых девушек, одна из которых могла вполне оказаться его любовницей, ее отнюдь не порадовало.
Так и не сказав ни слова Филатову, — боялась, что разревется и бросится к нему, — Таня хмуро пригласила девушек:
— Идемте, я вам постелю.
Сказав это, она тут же повернулась к двери в комнату Петровича.
Зина осторожно растормошила Катю, помогла ей подняться и попросила:
— Катю уложите, Татьяна. Я здесь побуду.
Так и не проснувшаяся до конца девушка нетвердой походкой побрела за Таней, которая уже подумала, не пьяную ли бл…ь принесло на ее голову. Но по здравому размышлению и отсутствию соответствующего запаха она от этой мысли отказалась.
— А вы-то спать будете или разговоры станем говорить? — решил уточнить Петрович. — Если разговоры, то я сейчас принесу…
— Неси, Петрович, неси, — подмигнул Филатов. — А то мы в Москве кое-чего не договорили, — намекнул он на недопитую водку, оставшуюся в Катиной квартире.
Бригадир вышел в сени, откуда низенькая дверь вела в кладовку, и вернулся с огромной бутылью, наполненной мутноватой жидкостью.
— Пьешь такое? — спросил он Филатова.
— Петрович, я тебе еще год назад говорил, что в Афгане мы пили горячий спирт из алюминиевых котелков. Так что…
— Вот, елки-палки, сто лет самогона не пил! — восхитился атаман.
Пак, как всегда, промолчал, Зина хмыкнула, а Филатов вытащил затычку из старой газеты и, словно химик к реактиву, принюхался к содержимому сосуда.
— Хорош, — вынес он свой вердикт. — Сколько раз перегонял?
— Два, — с гордостью ответил Петрович, выставляя на стол стаканы и закуску. — А ты хоть бы познакомил с людьми, что ли, а то сидишь, самогонку нюхаешь…
— Ох, прости, голова уже не варит, после такой ночки-то. Это Зина, журналистка. Ту девушку, которую спать отправили, Катей зовут. Это Максим, казачий атаман теперь и подполковник десанта в прошлом. А это Пак, великий мастер рукопашного боя. Он сегодня это продемонстрировал.
Гости с ироническим достоинством кланялись по мере представления. Пак был бесстрастен, атаман весел, а Зине казалось, что они попали в избушку какого-то лесовика, несмотря на то что оные персонажи в сказках малорослы, а огромный бородатый Петрович задевал головой древнюю люстру, свисавшую с потолка.