— Придет! — уверяла Валя. — Он голодный страсть, только не пропустить…
Наконец дождались. Повезло толстенькому неуклюжему Коле. Он даже дышать перестал, когда черная пушистая кошечка прыгнула на ящик и сразу — в ящик, в глубину. Шапка не понадобилась: Коля прихлопнул ящик крышкой и со всех ног кинулся домой. На помощь примчался чуть не весь детский дом. Притащили мешок, откинули крышку. Коля неожиданно проворно всунулся в ящик головой.
Держу! — крикнул он что есть силы. Через минуту вынырнул, прижимая к груди мешок: там что-то шевелилось и тоненько испуганно мяукало.
Коля, дай мне подержать, — .просила Валя. — Ведь это я, я. первая ее придумала, право — я!
— Кошек не придумывают, а ловят, — задорно возражал Коля. — Ты думала, а я поймал. И все!
Бьющийся мешок принесли в спальню девочек и осторожно открыли. Черная лохматая головенка с золотыми глазами выглянула и замерла в ужасе: такая куча ребят уж наверно задумала недоброе…
Но тут бойкая Люба пробилась к мешку, проворно выхватила из него котенка и поставила на подоконник.
Котенок был так худ, что это чувствовалось даже сквозь лохматую шубку. А на подоконнике блюдечко. И в нем теплое молоко. И пахнет… Разве выдержишь!
Через несколько минут пленник, согретый, накормленный и успокоенный, уже мурлыкал на руках сияющей Мани Арбузовой.
Анна Васильевна перенесла новое несчастье с покорностью.
— Пускай уж живет, может, и вправду мышей ловить будет, — вздохнула она. А тетя Домна убежденно добавила:
— Кошка-то мышеловка будет. Уж я знаю. По всему видно.
Пум волновался больше всех. Его не пускали в спальню, а теперь не пускают в кухню: тут пахнет тайной. Дело надо разведать.
И хитрый, как лиса, он притаился за шкафом около кухонной двери.
Случай представился скоро. Тетя Домна с грудой тарелок в руках выскочила из кухни и пронеслась по коридору, наскоро стукнув по двери каблуком, воображая, что та сама за ней закроется. Но Пум уже оказался в кухне.
Так и есть: перед плитой, на половичке сидит враг Васькиной породы.
Усы Пума воинственно встопорщились. Шаг вперед, еще. Минута — и дело кончилось бы потасовкой, но маленький пушистый черный комочек с белой мордочкой не шелохнулся. Может быть, он и раньше дружил с собачонкой, похожей на Пума, может быть, устал от тепла, еды и ласки, но он не шевелился и спокойно смотрел на Пума круглыми золотыми глазами.
Пум осторожно приблизился. Ничего! Еще шаг. Две белые мордочки почти коснулись друг друга… внезапно розовый язычок щенка тихонько дотронулся до розового носика котенка. Тот вздрогнул, но не отскочил.
Через минуту тетя Домна, смеясь, заглянула в столовую:
— Идите вы, только не испугайте. Ну и чудеса!.
Ребята чуть дыша прокрались к двери в кухню и остановились, пораженные: Пум и котенок, прижавшись друг к другу, сидели на коврике и смотрели на огонь.
С этого вечера началась их крепкая дружба. Ловил ли котенок мышей, осталось неизвестным, но тетя Домна на них почему-то жаловаться перестала. Зато Пум и Чернушка носились по дому целый день как угорелые. Они валялись и кусали друг друга, трепали вдвоем веревочки и тряпки и спали, нежно обняв друг друга лапками.
Ребят огорчало одно: около чашки с едой дружба разлаживалась.
«Ррав», — рычал Пум, придерживая кость лапкой, и котенок отходил в сторону, грустно поглядывая на бессовестного приятеля. Но когда Пум, насытившийся и пристыженный, подходил к нему, котенок все прощал, и возня возобновлялась.
— Видно, правду говорят: собака — пес! — укоряла щенка тетя Домна. — Еды тебе что ли мало, жадина?
«Пффф! Жадина, жадина, — подтверждал рыжий Васька на своем языке. — И не кошачье дело с такой дрянью дружить!»
Но Чернушка была другого мнения. Она притаивалась за углом и весело кидалась на мохнатую шею Пума.
Вскоре на смену зиме подошла веселая весна, и приятели вылетели с играми на улицу. Особенно радовался их дружбе хромой Петя. Много ходить ему было трудно, игры с беготней — не по силам. А теперь, сидя на крылечке, он подолгу наблюдал возню котенка с собакой и забывал о своем увечье.
Но однажды чуть не случилась беда.
Тетя Домна присутствовала только при самой развязке.
— Слышу я, — рассказывала она Анне Васильевне, — Петюнька не своим голосом кричит. Я и бегу. А он стоит, костылем машет, а другой рукой Пумку держит за шиворот. А собачища чужая знай скачет, Пумку достать хочет, а Петюнька не дает.
От Пети не скоро удалось добиться связного рассказа.
— Он Чернушку хотел… — всхлипывал мальчик*,— Чернушку хотел разорвать. А Пумка ка-ак кинется и его прямо за морду хвать. Чернушка — к дереву. А собака опять за ней, а Пумка опять ее за морду. Чернушка на дерево вскочила. И собака тогда Пумку, Пумку моего…