Дети очень этому радовались.
Хорошо в горах, — говорил Атамкул, — я там сусликов ловить буду. Может быть, лисицу в капкан поймаю.
А я буду каждый день плести венки из разных цветов и украшать мою Ак-Юлдуз, — говорила Хашима и бежала с криком: — Ак-Юлдуз, Ак-Юлдуз, поди сюда!
Верблюжонок доверчиво поворачивал к ней горбоносую мордочку, он хорошо знал: у девочки всегда найдется что-нибудь вкусное.
Нар-Беби первые дни не сводила с малыша тревожных глаз — не причинили бы ему дети какого вреда. Но скоро успокоилась и теперь мирно щипала траву, не обращая на них внимания.
Настали жаркие дни, трава внизу пожелтела и посохла, пора было уходить на горные прохладные пастбища, где трава не выгорает и кормит скот до самой зимы.
И вот начались хлопоты и сборы к переселению.
Все имущество уложили в корзины и повесили их на бока крупного и сильного верблюда, Решетчатые стенки юрты свернули и прикрепили там же. А посередине на седло села мать с маленьким Юсупом на руках. Этого верблюда, переднего, вел за повод сам отец.
На другого верблюда посадили бабушку Джамаль и Хашиму. Атамкул гордо ехал на маленьком ослике позади отары овец, чтобы не давать им разбредаться в стороны.
По бокам отары бежали похожие на волков собаки. Они зорко следили за. порядком, сами подгоняли отстающих овец и совсем не нуждались в помощи Атамкула. Но мальчику казалось, что без него все разладится. Его звонкий голос так и раздавался в ущелье:
— Айнек, сюда! Смотри вон на того барана! Эй, Тасбаха, опять отстаешь?
Тасбаха (черепаха), так звали рыжую собаку, ленивую и неуклюжую. Айнек (зеркало) был еще совсем молодой, весь белый, как снег, с карими глазами. Он кидался за овцами всех усерднее, но и всех бестолковее.
Впереди навьюченной Нар-Беби весело бежал и смешно подпрыгивал верблюжонок цвета спелой пшеницы, с белой звездочкой на лбу. Хашима следила за ним сияющими глазами.
— Самый лучший, самый красивый! — пела она звонким, чистым голосом, — мой маленький, любимый верблюжонок Ак-Юлдуз.
— Замолчи, сумасшедшая! — сердито заворчала бабушка Джамаль и дернула ее за косичку. — В мое время Девчонки при старших пикнуть не смели, а ты раскричалась так, что у меня уши болят.
— Значит, теперь жить лучше, — смело ответила Хашима, но, поймав укоризненный взгляд матери, смутилась и замолчала. Однако в следующую минуту она, ловко уцепившись за край корзины, спрыгнула на тропинку, не останавливая верблюда: ей не терпелось поскорее нарвать цветов для своей любимицы.
Началась новая жизнь на — цветущих горных лугах. Атамкул гонял и сторожил овец, ему помогали собаки. А Хашима, повозившись немного с матерью по хозяйству, убегала и лазила по скалам. Она бесстрашно ходила по узким тропинкам над глубокими расселинами. А за ней, Как клубок снега, носился мохнатый Айнек. Он слушался каждого ее слова, даже терпел, когда она надевала венок из цветов на лохматую белую шею и только недовольно па него косился и мотал головой.
— Балуется девчонка, — сердито ворчала бабушка Джамаль. — Где это видано, чтобы собаку от отары отбить и по горам с ней бегать! Пускай дома сидит, шерсть щиплет, а собака пускай овец сторожит.
Но мать махала рукой: — Пусть побегает, ей всего одиннадцать лет. Прежде бы скоро замуж выдали, а сейчас пусть хоть она радуется своей молодости. Ей не придется терпеть того, что терпели мы.
И потихоньку вздыхала, сгибаясь над ступой для проса. Она-то знала, каково живется замужней женщине, даже при таком хорошем муже, как Алимджан.
Но сегодня выдался неудачный день. Во-первых, Хашима споткнулась и разлила воду, которую несла из далекого горного ключа. Во-вторых, рассыпала пшено для каши, и бабушка Джамаль больно дернула ее за косы. И наконец самое ужасное: исчезла Нар-Беби с Ак-Юлдуз. Она любила взбираться высоко в горы, под самые ледники, за горным луком и лазила так усердно по щебнистым россыпям, что даже повредила себе мозолистые подошвы. Мать сшила ей мягкие башмаки из кошмы, чтобы ноги скорее зажили.
И вдруг она пропала. Атамкул с ног сбился, бегал, искал ее, а Хашима с распухшим от слез лицом едва притронулась до вкусной дымящейся шурпы, спрягала за пазуху кусок лепешки и убежала, только крикнула на ходу:
— Пока не найду Ак-Юлдуз, не вернусь домой.
И вот она уже полдня неустанно обыскивает все любимые тропинки Нар-Беби. Голос ее охрип, ноги болят, но сердце болит сильнее.