Вика на миг забыла свою роль. Взгляд ее стал сначала растерянным, потом холодным, изучающим. Она пошла на попятную.
– Я тебя не понимаю, Олег. Мне казалось, что я тебе нравлюсь. Я и сама уже…
Она замолчала и смущенно потупилась, ожидая моих заверений в любви и преданности. Но я ее снова расстроил.
– Тебе казалось, Вика. Я знаю тебя всего три дня. О каких чувствах ты можешь говорить?
Это было настоящее ребячество, но в этот миг, глядя на нее, я испытал настоящее удовлетворение. У Вики вытянулось лицо. Пошло пятнами. Теперь она оскорбилась не на шутку. Неужели, ей раньше никогда не отказывали? Похоже никогда. Девчонка сжала губы и двинулась вперед. Мимо меня. Бросив на ходу:
– Вот и иди тогда сам. А я не нанималась провожать всяких там… отдыхающих.
Это «Отдыхающих» прозвучало у нее, как оскорбление.
Захотелось заржать. Захотелось сказать, что я тоже не нанимался угощать за свой счет мороженым всяких там самовлюбленных нахалок. Но я не сказал. Это было бы низко. Слишком уж старательно в нас, хороших советских мальчиках воспитывали джентльменов. Это наше качество не вытравили даже безжалостные девяностые. А сейчас и подавно поздно было переучиваться. По крайней мере мне.
Я пропустил ее вперед и пошел следом, надеясь, что она не уведет меня в другую сторону просто из женской вредности.
Не увела. Очень скоро слева показались ажурные стрелы портовых кранов, а потом появилось и море.
Здесь народа почти не было. На пляже лежали двое мужиков, прикрыв газетными пилотками лица, и поджаривали на солнце внушительных размеров животы. Здесь я чуть притормозил.
Вика нарочито медленно, словно дразня, расстелила на песке полотенце. Потом скинула сандалии, сняла платье, вошла в воду, пробежала вперед, до глубины и поплыла.
Я от досады аж крякнул. Плавала она великолепно. Куда там мне с моими саженками. Даже стыдно позориться. Стыдно? Вот еще. Кого тут стыдиться. Ей вон ничего не стыдно. От этой простой мысли мне стало куда легче. Я бросил свое полотенце подальше от Викиного, свалил на него одежду и тоже полез в воду.
Вода была чудесной. Теплой-теплой. Я плыл, как мог, и кайфовал от этого. Молодое тело было здоровым и сильным, не отравленным чудесами фастфуда и иными излишествами. Оно еще не обросло жирком.
До буйков я буквально долетел. Там улегся звездой и просто забыл обо всем. Надо мной было небо, подо мной было море. Сверху на меня смотрело солнце. Что может быть прекраснее? Кайф, вечный кайф.
Обратно плыл нехотя. Просто потому, что нужно было возвращаться домой. Потому что обещал матери. Потому что не знал времени. Потому что не было часов. Как я вообще тогда без них жил? Сразу вспомнилось, что первые часы отец мне подарит как раз на этот новый год.
Вика чуть в стороне, на глубине ныряла. Ловко, как настоящая русалка. Один из мужиков на пляже собирался уходить. Второй теперь лежал вверх спиной. Я чуть поднажал, доплыл до мелководья и встал там, где вода едва закрывала колено.
До берега отсюда было рукой подать. И я прокричал:
– Не подскажете, сколько время?
Мне ответили на ходу:
– Без десяти двенадцать.
Пляж остался почти пустой. Только три пятна одежды цветными кляксами на песке. Да одно загорающее тело. Я прикинул – отсюда до дома минут двадцать. У меня оставался почти час. Можно сплавать еще раз до буйков. Как раз успею. Не успел.
Как я ее проглядел? Как забыл, что она совсем рядом? Расслабился, как полный идиот. Решил, что вопрос закрыт. Для меня закрыт, но не для нее. Вика неслышно подкралась сзади, прильнула всем телом, обняла за талию, проскользнула руками под резинку трусов. Умело, по-хозяйски, ничуть не смущаясь.
От неожиданности я замер. Такого в прошлый раз точно не было. Такое я ожидал меньше всего. Что прикажете делать в этой ситуации? Кто знает, что задумала? Вдруг закричит? От этой дряни чего угодно можно ожидать. А ей всего шестнадцать лет. Доказывай потом, что не верблюд. Все это пронеслось в голове за секунду. Я даже не успел принять решение.
Тут Вика резко сдернула с меня плавки и закричала, подтверждая мои мысли:
– Дяденька! Дяденька!
Тело на берегу зашевелилось. Сейчас обернется, а я тут витриной наружу.
Я задергался, пытаясь вернуть трусы на место. Вика разжала руки, я кулем плюхнулся в воду, на пятой точке по песку отгреб от нее как можно дальше и судорожно принялся натягивать штаны. Никак не получалось. Мокрая ткань скрутилась жгутом и распутываться не хотела.
– Дяденька! – Лицо у Вики стало притворно встревоженным. – У вас спина обгорела!
Вика ждала меня на берегу. Одежду мою стряхнула прямо на песок. Мое полотенце перетащила к воде и уселась на него, вытянув вперед свои длинные красивые ноги. Свое полотенце накинула на плечи. На лице было написано: «Ну что? Что ты скажешь теперь, Олег?»
Вслух же прозвучало:
– Сэр Олег, ваш трон готов, прошу.
И она с усмешкой постучала ладонью возле себя.
Я молча подхватил свою одежду, кеды, мимоходом выдернул из-под жопы этой дряни полотенце, встряхнул его, избавляя от песка. Потом так же молча пошел по кромке воды в сторону тропы.
Ленивые волны добегали до моих ступней, касались их едва-едва и неспешно отползали назад, оставляя на песке лишь пену. Внутри меня все кипело, все клокотало от ярости. Хотелось вернуться и засветить кулаком по этому наглому самодовольному личику. Вот только не было у меня такой привычки – бить женщину, какой бы дрянью она не была. Не появилась за пятьдесят с хреном лет, не появится и сейчас.
– Олег!
Вика догнала меня почти сразу. Она недоумевала. Взаправду или притворно, я не знал. И знать не хотел.
– Олег! Ты куда? Я же пошутила!
Пошутила? Я с трудом погасил злость, обернулся и произнес, чеканя каждое слово:
– Если ты подойдешь ко мне еще хоть раз, я тоже пошучу. Тогда посмотрим, как ты будешь смеяться.
Было видно, что Вика не поверила. Ну и черт с ней. Главное, за мной она больше не пошла.
Дома работал телек. Я это услышал сразу от дверей. Там пели куплеты. Странное дело, в моей памяти они совершенно не сохранились. А зря.
Я почти беззвучно заржал. Ай да молодец этот неизвестный мне исполнитель. Не в бровь, а в глаз. Тут он дошел до припева, и я вспомнил эти куплеты.
Я с удовольствием дослушал до конца. Помнится, в постсоветское время было модно жаловаться на зверства цензуры? Ну-ну, это же на экран как-то пропустили? Вон, поет себе человек, и никто его не трогает. А был еще фитиль…
– Олег! – позвала с кухни мать. – Ты где застрял? Иди обедать!
– Иду! – отозвался я, скинул кеды, быстро переоделся и отправился вкушать неземное блаженство, именуемое домашней лапшой.
Остаток дня выдался спокойным. Выходить из дома не хотелось. Сначала, пока родители с Иркой были на море, я валялся на кровати и читал книгу. Никакие призраки меня не беспокоили. Никто не лез с объятиями, не выпрыгивал из зазеркалья. От всего этого я обрел окончательную уверенность, что фантом божественной силой святой воды окончательно и бесповоротно заперт в зеркале.
Потом, когда семейство вернулось, перебрался в гостиную и вместе со всеми уселся смотреть «А ну-ка, девушки».
Сам не заметил, как зрелище меня затянуло. Вроде, ничего особенного, никаких тебе спецэффектов, а получалось интересно.