– Ир, а Ир, не плачь. Что случилось?
Мне думалось, что она просто успокоится, повернется на бок и снова уснет, но она вдруг ответила:
– Он на меня смотрит…
И снова мороз по коже. И снова сумасшедший стук сердца. Смотрит? Господи, что же здесь происходит?
Я взял Ирку за ладошку и поежился – ледяная! Какая же ледяная…
Она тут же перехватила мою руку, подтянула к себе и повернулась на бок, умостив поверх моей ладони свою щеку.
– Ир, – прошептал я ласково, – не бойся, спи.
Она снова застонала. И пальцы мои стали влажными. По щеке ее опять текла слеза.
– Не хочу, – попросила она, – пусть он уйдет.
– Я его прогоню, – легко пообещал я, совершенно не понимая, кого надо прогнать.
Но Ирке этого хватило. Она успокоилась и уснула.
Я же просидел у ее постели еще добрый час и только потом вернулся к себе.
Перед самой побудкой мне приснилась Вика. Она стояла на камне, демонстрируя всему миру свои потрясающе длинные загорелые ноги и призывно махала мне рукой. А я все смотрел и смотрел на темное пятнышко в самом низу ее влажных ярко-желтых трусиков и думал, что в отличие от того Олега сорокалетней давности прекрасно знаю, что эти трусики и это пятнышко скрывают.
Естественно, случился конфуз. Проснулся я с теплой, липкой субстанцией, старательно размазанной по бедрам и трусам. Ровно так же, как в первый раз. Поэтому пришлось спешно бежать на улицу, в душ. И там уже отстирывать семейники, дотошно отжимая их в полотенце.
Вода в душе была шикарной, и я потом долго стоял под теплыми струями, смывая с себя пот, усталость, страх и чувство вины – весь груз прожитых лет. Там, в душе я твердо решил начать жизнь с чистого листа.
Потом мне на чистое тело пришлось натянуть влажные трусы. На них уже брюки – темно-серые, почти черные. Благо, мокрых пятен на таких видно не было.
Во дворе две девчонки играли в классики. Одна из них – моя Ирка. Вторую я почему-то помнил очень плохо. Почему-то… Губы скривились в усмешке. В тот раз меня вообще ничего не волновало, кроме Вики. Сейчас надо, ох как надо, постараться и этой ошибки не допустить. Эта зараза хуже мышьяка. Нет от нее спасения. Так и лезет в мысли.
Возле подъезда стоял смутно знакомый мужчина и курил. Память услужливо подсказала – сосед. Только имени его она не сохранила. Я подошел, встал рядом, дождался пока меня заметят и по-взрослому протянул руку.
– Олег.
– Дядя Толя.
Рукопожатие получилось приятно крепким, уверенным. Сосед хотел что-то спросить, но тут со стороны пристройки появился большой черный пес. Вид у него был деловой, сосредоточенный. В зубах он тащил что-то длинное, прозрачное.
Дядя Толя всплеснул руками и закричал:
– Юлька, паразит эдакий, а ну брось! Где ты только эту гадость находишь?
Я невольно хихикнул. Юлька? Нет, вы серьезно? Юлька? По псу невооруженным взглядом было видно, что это – кобель. Матерущий такой кобелина. Немецкая овчарка.
Но дядя Толя и не думал шутить. Он пригрозил зверюге пальцем и вновь заругался. Юлька оказался послушным псом. Свою находку он бросил. Правда, сначала донес до хозяина, а там уже положил ему прямехонько на ботинки. Сразу стало понятно, что добыл пес ни много ни мало длинную целофановую шкурку от сосисок.
Дядя Толя восхитился:
– Ну, Юлька, ну паразит!
Пес уловил перемену в голосе и довольно гавкнул. Весь его вид словно говорил: «Правда, я молодец? Правда, меня надо похвалить?»
– Засранец, – ласково произнес мужчина и потрепал добытчика по холке. – Опять из помойки достал?
– Гав! – счастливо подтвердил кобель.
– А почему Юлька, – спросил я.
Сосед рассмеялся.
– Потому! – Он обернулся к псу. – Позвольте представить – Гай Юлий Цезарь. Хомо собакус – существо редчайшего интеллекта.
Юлька снова гавкнул, соглашаясь, и уставился на меня склонив голову на бок. Словно спрашивал: «А ты кто? Как тебя зовут?»
– Олег Ковалев, – совершенно серьезно ответил я.
– А мы уже знаем! – Раздалось совсем рядом. – Нам Ира рассказала.
Я обернулся и увидел новую подружку сестры. И память моя проснулась. Ее тоже звали Ирка. Все дни, пока мы жили в этом доме, их так и называли – две Ирки. Обеим им было по девять. Но были они совсем разные. Наша – длинная, тощая, несуразная. С ногами, похожими на бамбуковые удочки. Большеротая, голубоглазая, отчаянно белобрысая и жутко серьезная.
Дочка дяди Толи была полной противоположностью – низенькая и сбитая, как кубышечка. Волосы ее сияли яркой медью. По носу и щекам рассыпались мириады мелких веснушек. Зеленущие глаза смотрели с неизменной смешинкой. А когда она улыбалась, на щеках появлялись милые ямочки.
Моя Ирка смотрела виновато, словно ненароком разболтала военную тайну. Я подошел и потрепал ее по макушке.
– Олег, – спросил меня дядя Толя, – какие у тебя планы на это утро?
– Никаких, – честно признался я.
– Пойдешь с нами на море?
Ирка тут же сунула мне свою ладошку и посмотрела с надеждой, просительно. Я подумал, что второй раз попаду на море, и снова без плавок. Хотел отказаться, но вдруг решил, какого черта?
– Надо бы родителей предупредить. А то они Иринку будут искать.
– Не надо, – успокоил сосед, – мы с Иришкой уже ее отпросили.
Моя Ирка кивнула, подтверждая его слова. И я согласился.
– Тогда и я с вами пойду, с удовольствием.
– Ура! – закричала Ирка рыжая, дернула пса за ошейник и понеслась вперед, крича на ходу: – Юлька, догоняй.
Пес глянул на Дядю Толю.
– Беги, – сказал тот, – играй, можно.
Пес звонко гавкнул и сорвался с места. Поиграть он всегда был не против. Моя Ирка рванула следом. Всю дорогу нас сопровождал звонкий хохот и заливистый лай. Было ясно, что эти трое нашли друг в друге родственные души.
До моря дошли как-то незаметно. Дядя Толя вел нас к лиману другой тропой. Петляла она ничуть не хуже первой. Мне было жутко интересно почему так получилось. Но спросить я не рискнул. Казалось, что ответ будет простым и очевидным, а я только выставлю себя дураком.
Потом подумалось, что раньше чужое мнение меня волновало слабо. С чего бы это вдруг сейчас такие метаморфозы? Поразмыслив, списал это на подростковые заморочки. И, думается, был недалек от истины.
Когда впереди показался не дикий пляж, а вполне себе цивильный порт, я жутко изумился. Совсем не ожидал, что в таком заштатном городишке могло существовать нечто подобное. Вдалеке виднелись краны. На приколе стояла баржа. Суетились люди, кипела работа.
– Как ты относишься к рыбалке? – вдруг спросил дядя Толя.
Я пожал плечами. Рыбаки в нашей семье не водились. Не удалось мне заразиться этим увлечением и позже, в самостоятельной жизни. Поэтому сказал честно:
– Не знаю. Никогда не пробовал. Было бы интересно.
– Поговори с родителями, – предложил он, – у меня здесь моторка. Я иногда балуюсь. Могу тебя взять тебя с собой завтра.
Наверное, он ждал от меня восторга, бурного проявления эмоций. Я же по привычке ответил:
– Поговорю, как вернемся. Думаю, они не будут против.
Сосед склонил голову на бок и уставился на меня как на меня в глубокой задумчивости. Какое-то время он колебался, задать вопрос или нет, и все-таки спросил:
– Олег, тебе не приходилось слышать, что ты весьма необычный субъект?
Я усмехнулся. Не в бровь, а в глаз. И с этим надо что-то делать. Срочно.
– Пока нет. – В моем ответе не было ни капли лжи.
Мысленно же добавил: «Но, вероятно, придется и не раз».
К счастью, мысли дядя Толя читать не умел.
Ирки с восторженным визгом дружно бросились к воде, на ходу скинули платья и полезли в море. Юлька, вздымая брызги выше головы, ринулся следом. Не спасать, нет. Играться.
Я, ругая себя за глупость и внезапную стеснительность, снял рубашку, сложил ее аккуратно и уселся на камень в брюках. Пусть хоть спина загорит.